— Вы ее убили?
Он только зубами скрипнул.
— И я должна переодеться в это?
— Совершенно верно, Валентина Васильевна. И, кстати, запомните заодно, что вы — единственная дама на сухогрузе «Камчатка». Судовая буфетчица Елена Саленко.
— Для чего этот маскарад? — хоть одежда и была чисто выстиранной, она вызывала во мне острое чувство брезгливости. Словно ее и впрямь сняли с покойницы.
— Делайте что вам приказывают.
— Нет такого приказа — переквалифицировать журналиста в судовую буфетчицу! И вообще я уже спать собралась…
— Не тратьте попусту время, Валентина Васильевна. Такой приказ есть. И вы его только что услышали.
— Хорошо. Я переоденусь. И что потом?
— Пойдете на свое рабочее место.
— Смертную казнь мне заменили исправительными работами в буфете?
— Через пятнадцать минут на борт поднимутся польские таможенники…
— Я должна обнести их бутербродами с черной икрой?
— Если они обратятся к вам, — Петр Петрович не сводил с меня тяжелого взгляда, — вы предъявите свои документы. И без глупостей, Валентина Васильевна!
— Что вы имеете в виду?
— Я имею в виду вашу маниакальную склонность к импровизациям.
— Порадуйте заблудшую душу, Петр Петрович: может быть, капитан в стельку напился, а мы сбились с курса и, упаси Боже, приплыли в Гамбург?
— Мы в Гдыне, — мрачно сказал гэбэшник.
— Тогда что произошло, уважаемый Петр Петрович? — я изумленно всплеснула руками. — Польские таможенники перестали доверять простым советским морякам? Брежнев распустил Варшавский пакт? Или вы вывозите по частям на своей посудине замок Вавель, чтобы установить его на ВДНХ?..
— Заткнитесь!
— Э-э, нет! — внутренним чутьем, обострившимся за последние месяцы, словно нюх на выпивку у хронического алкоголика, я поняла, что происходит нечто важное. И это нечто имеет непосредственное отношение ко мне. В конце концов, я работала в центральной газете и довольно прилично для специалиста по вопросам культуры разбиралась в политике. Таможенный досмотр советского корабля в польском порту? Бред, нонсенс! С таким же успехом можно было вообразить личный обыск Брежнева в его кабинете на Старой площади. Конечно, на борту «Камчатки» могли везти оружие, наркотики или украденные из какого-нибудь европейского музея картины старых мастеров — от моих соотечественников я была вправе ждать чего угодно. Но в таком случае на «Камчатке» не было бы меня — выкраденной спецагентами свидетельницы крупного провала КГБ, которую тайно доставляют на родину. Уж тут они не стали бы рисковать. Чего-чего, а посудин во всех портах мира у них навалом. Следовательно…
— Повторите, я что-то плохо расслышал вашу последнюю фразу… — Петр Петрович сделал шаг в мою сторону и растопырился, как орел на синих кружках, из которых курортники в Кисловодске пьют нарзан. — Что значит «нет»?
— Это значит, что во все игры с вашей замечательной конторой я уже отыграла. И, как видите, с весьма скверным результатом. Иначе такая тварь, как вы, многоуважаемый Петр Петрович, никогда бы не позволила себе поднимать на меня руку и вообще разговаривать в таком тоне.
— У меня мало времени, Валентина Васильевна… — на так и не утративших монголоидность скулах Петра Петровича заиграли желваки. — У вас его может оказаться еще меньше. Советую: делайте то, что вам велят. Я человек военный, Мальцева. И, как все военные, обязан выполнять приказы. Так что выбор у вас простой: либо вы быстренько переодеваетесь и через пять минут сидите в камбузе, либо я буду вынужден упаковать вас в мешковину и снести в машинное отделение.
— А почему не в трюм?
— Не понимаете?
— Нет.
— Возможно, вы просто не разбираетесь в нюансах. Объясняю: «Камчатка» — сухогруз устаревшей, чтобы не сказать допотопной конструкции…
— Какое мне дело до технических данных этой калоши?
— Терпение, Валентина Васильевна! «Камчатка» — не дизель-электроход. Следовательно, в машинном отделении корабля есть обычная топка. Как на паровозе. Помните, наверное, фильм про Сергея Лазо, а?
— А я-то, дура, думала, что его сожгли японцы.
— Насчет Лазо утверждать с уверенностью не могу. Но вот вас, Мальцева, в этой топке сожгу я. Лично. Предварительно отправив техперсонал на перекур. Нравится вам такая перспектива?
Я почувствовала, как щеки мои запылали. В известных обстоятельствах богатое воображение — серьезный минус. Мой палач еще не успел довести до конца свою блистательную лекцию, а я уже почувствовала жар пылающих углей.