46
Амстердам. Международный аэропорт Схипхол
21 декабря 1977 года
Выйдя из аэровокзала, Юджин поежился от колючего ледяного ветра с моря, поднял воротник плаща и направился к стоянке такси.
— Отель «Амстел», — сказал он коренастому шоферу в теплой парке.
— Понял.
Первые несколько минут Юджин пытался рассмотреть в окно довольно однообразный пейзаж: заснеженные деревья, голые верхушки которых уходили в грязно-мглистые облака, и желтые огоньки в окнах редких зданий — такие тусклые, словно Амстердам жил по законам светомаскировки. Почувствовав, что засыпает, Юджин вытащил из пачки сигарету и вопросительно взглянул на шофера.
— Курите, — кивнул тот.
— Спасибо.
— Англичанин? — спросил водитель.
— Американец, — Юджин чуть приоткрыл окно, чтобы вытягивало дым.
— Значит, безработный.
— Почему?
— Нормальные американцы в «Амстеле» не живут.
— А что такое нормальные американцы?
— Отпускники с кредитными карточками или деловые люди.
— Плохой отель?
— Нормальный, — коротко ответил шофер, не отрываясь от шоссе. — Плохой район.
— Решил навестить друга.
— А-а, — понимающе протянул водитель, — тогда ясно. Что, на мели ваш приятель?
— Вроде того...
«Если бы ты только знал, на какой мели мой приятель, — думал Юджин, глубоко затягиваясь. — На такой, что сразу и не догадаешься, что же он предложит. То ли сделку, то ли пулю в лоб... Впрочем, сейчас это уже не имеет принципиального значения. Уолш в очередной раз пошел на мое предложение. Согласие большого босса получено. Теперь отступать поздно. Моя миссия утверждена, условия Мишина приняты: страна, место и время встречи — подстраховка беглого (беглого ли?) кагэбэшника на случай подвоха, в которой самые крутые ребята из Лэнгли не нашли ни малейшего изъяна. Все предусмотрел Виктор Мишин, он же Лесли Труайя, он же Тибор Немет, он же Яцек Ольховский...»
Взяв у портье ключ, Юджин поднялся по скрипучей узкой лестнице на третий этаж и скептически оглядел небольшую комнату с единственным окном, выходящим во внутренний дворик. Огромная деревянная кровать и ветхий платяной шкаф составляли всю меблировку. Ванной не было — в углу сиротливо тулился небольшой белый умывальник. Юджин вздохнул, скинул с себя намокший плащ, раздернул «молнию» небольшой черной сумки и извлек из нее несессер с бритвой.
Телефонный звонок раздался в тот момент, когда Юджин стирал полотенцем с лица остатки мыльной пены.
— Да?
— Скажите, мистер Соренсен не оставлял для меня письма?
Говорили на английском. Голос был женский, молодой и, судя по интонации, принадлежал коренной англичанке.
— Он оставил только зонт. Сказал, что он ему уже не пригодится.
— Как долетели? — поинтересовался женский голос.
— А вы? — вопросом иа вопрос ответил Юджин.
— Вы раньше бывали в Амстердаме?
— Да.
— Район Рю де Гете знаете?
— Да.
— Прогуливайтесь там через полчаса.
— Вообще-то погода не прогулочная... — отвечая Юджин прикидывал варианты.
— Ничего, — послышался смешок, — прихватите с собой зонт мистера Соренсена.
— И долго мне гулять?
— Думаю, недолго...
В контексте ответ неизвестной дамы прозвучал, как недвусмысленная угроза.
В трубке запульсировали короткие гудки.
Взглянув на часы, Юджин взял с кровати брошенный плащ и вышел из номера.
...Рю де Гете, или, как называли ее амстердамцы, «дорога красных фонарей», представляла собой длинную мощеную улицу, разделенную каналом. Всю правую часть занимали витрины местных и заезжих проституток. Левая сторона была отдана под порнобары, порнокинотеатры, порномагазины и другие ответвления порноиндустрии. От «Амстела» Юджин доехал на такси. Расплатившись, он не спеша побрел вдоль бесконечных витрин с живыми манекенами. Несмотря на декабрьскую стужу, жрицы любви, съехавшиеся на Рю де Гете со всех континентов, сидели в своих натопленных апартаментах, подсвеченных сиреневыми и розоватыми тонами ночников, в чем мать родила и всем своим видом демонстрировали профессиональное безразличие к миру, к улице и к редким прохожим, среди которых в этот зимний вечер преобладали скорее классические зеваки, нежели потенциальные клиенты.
Юджин остановился у одной из витрин, поскольку проститутка — рослая, рыжеволосая деваха с огромной грудью, с виду норвежка или шведка, вела себя несколько странно: не сидела, закинув ногу на ногу, не читала газету и даже не полировала ногти, а что-то старательно выводила на окне-витрине ярко-красной помадой. Завершив свою работу, женщина откинулась в высоком кресле и уставилась в какую-то точку поверх Юджина.