— Но почему именно я? — Кло встала из-за стола, обогнула его и подошла вплотную к Лихтвейзену. — Неужели вы не могли подыскать для своих грязных дел другую кандидатуру?
— Риторический вопрос, мадам, — улыбнулся мужчина. — А почему, собственно, не вы? Вы ведь так счастливы, так богаты, окружены такой любовью и заботой, что, право же, сам создатель одобрил бы наш выбор. На таких людей, как вы, никогда не падает и тень подозрений. Ведь вам даже в теории неизвестно, что такое проиграть, подчиниться, ославиться. Следовательно, ставка на вас — изначально верна. Это была первая причина, по которой мой клиент решил обратиться именно к вам... — Лихтвейзен вытащил из внутреннего кармана ручку, аккуратно заполнил чек, оторвал сиреневый листок, легонько помахал им в воздухе, чтобы подсохли чернила, и протянул его Кло. — Адресат должен получить всю сумму не позднее, чем через десять дней, мадам. Это важно. А теперь позвольте откланяться...
Он встал и, не торопясь, направился к двери.
— Вы сказали о первой причине... — остановила его Кло. — Следовательно, была и вторая?
— Конечно, мадам, — улыбнулся Лихтвейзен.
— Какая же?
— Мы решили, что хоть раз в жизни вы должны понять, как чувствует себя человек, попадающий в зависимость.
— Но для чего? Ради всего святого, для чего?!
— Для адаптации, мадам, для адаптации...
9
Ближнее Подмосковье. Дача Ю. Андропова
26 ноября 1977 года
Разбудило меня пронзительное верещание телефона. На шестом звонке, так и не сумев разлепить веки, я нащупала и рванула трубку:
— Чтоб вы сдохли!
— И вам доброе утро, Валентина Васильевна!
— Простите... — я откашлялась. — Кто это?
— Ксения Николаевна...
— Какая еще?.. Ой, простите! Слушаю вас.
— Немного изменились планы, и я заеду за вами через тридцать минут. Если, конечно, вы не возражаете. Успеете собраться?..
Через полчаса я спустилась вниз и увидела у подъезда старенький «москвич» с работающим мотором. За рулем сидела женщина примерно моих лет, очень стильно одетая, с тонкой сигаретой, дымившейся в уголке чувственного рта. Она так же мало напоминала сотрудницу КГБ, как наша вахтерша тетя Нюся — главного редактора.
— Добрый день! — я открыла дверцу машины. — Ксения Николаевна?
— Здравствуйте. Садитесь...
Пока мы не выбрались на Рублевку, моя Мата Хари молчала, небрежно стряхивая пепел сигареты на пол. На шоссе она увеличила скорость и, чуть скосив сильно подведенные глаза, спросила:
— Вас не интересует, куда мы едем?
— А должно интересовать?
— Вы всегда отвечаете вопросом на вопрос?
— К сожалению. Дурная привычка, простите. Говорят, с ней я бы никогда не прижилась в Штатах.
— А вы хотели бы прижиться в этой стране?
— А как вам кажется?
Мата Хари засмеялась:
— Браво! Вы умеете вести беседу. Впрочем, так вас и характеризовали.
— Кто?
— А кто вас мог так характеризовать?
Теперь засмеялась я:
— Один-один, ничья.
— Ну и слава Богу! Тем более что мы уже на месте...
Вокруг простирался зеленый дачный массив. Металлические, стального цвета ворота, у которых притормозил «москвич», раздались в стороны, и мы вползли на ровно заасфальтированную площадку, плотно охваченную рядами высоченных пихт. Трехэтажный бревенчатый дом с башенками в псевдорусском стиле занимал центральную часть сравнительно небольшого участка.
— Приехали, — повторила Мата Хари и вынула ключ зажигания из замка. — Идемте!
По всему чувствовалось, что Ксения Николаевна здесь частый гость, если не хозяйка. Она ввела меня в невысокий, но просторный холл, уставленный мягкими диванами, креслами, пуфиками, и тут же исчезла.
В одном из кресел сидел, положив ногу на ногу, сам Юрий Владимирович в домашнем халате с кистями.
Когда мы вошли, он как раз брал из огромной хрустальной вазы гроздь черного винограда.
— Ну как, выспались? — в голосе Андропова звучала искренняя сердечность.
— Спасибо.
— Что ж, Валентина Васильевна, не будем затягивать увертюру, — Андропов отщипнул от кисти крупную ягоду и аккуратно положил ее в рот. — Теперь мы знаем все.
Я похолодела.
— Ваш редактор, человек неглупый и достаточно близкий вам, но, увы, безнадежно болтливый, рассказал вам... э-э-э... в дружеской обстановке о некой книге, изданной в Соединенных Штатах. И тогда в вас взыграли сразу два чувства: оскорбленное интеллектуальное достоинство и профессиональное любопытство. Характерно, что второе возобладало, и вы не придумали ничего лучше, как шантажировать по телефону известного человека, утверждая, что санкционировал этот разговор не кто иной, как председатель КГБ СССР.