— Да, но...
— Я не закончил, Валентина Васильевна... У вас, естественно, может возникнуть, если уже не возник, вопрос: почему, собственно, столь незначительным эпизодом занимается сам председатель КГБ? Вы, надеюсь, понимаете, что я весьма далек от переоценки собственной личности, речь идет об уровне, и только... Так вот, еще позавчера я бы этим делом не занимался и, значит, не было бы самого вопроса, а сегодня — извольте. Сами того не подозревая, вы угодили в довольно скверную историю. Случайное совпадение, просто невероятное, но угодили, Валентина Васильевна, и я, право, не знаю, что с вами делать...
— Юрий Владимирович, простите Бога ради, но я решительно не понимаю, о чем идет речь?
— Попытаюсь объяснить. Как по-вашему, что такое КГБ?
— Ну... — я помялась, подыскивая наиболее мягкие слова, — это...
— Не мучайтесь. В глазах мирового общественного мнения — это символ зла, вероломства, насилия и полной безнравственности. Во многих странах нашей организацией пугают, как инфекцией, чумой. Ну а теперь вообразите, Валентина Васильевна, что нам действительно необходимо выполнить весьма деликатную миссию, например, провести встречу с известным на Западе деятелем культуры, науки или религии. Понятно, что на прямой контакт он не пойдет...
— Для этого существуют посольства, атташе по культуре...
— Они тоже значатся в той книге, которую цитировал ваш редактор.
— Но тогда...
— Не ломайте себе голову — эту проблему уже прокачали умные люди. Тогда и возникает необходимость в личностях популярных, известных, ие запятнавших себя ортодоксальными высказываниями и не числящихся в штате «кремлевских прихлебателей».
— А если те, о ком вы говорите, откажутся выполнять ваши поручения, что тогда?
— Не откажутся.
— Почему? Разве тог же Юлиан Семенов или Всеволод Овчинников не могут себе такого позволить? Их хорошо знают на Западе, они достаточно популярны, чтобы даже КГБ не мог оказать на них нажим и вынудить делать то, что они считают невозможным для себя.
— А зачем вынуждать?.. — Андропов вытер пальцы салфеткой, снял очки, отчего глаза его стали совсем маленькими и какими-то бесцветными, и в упор посмотрел на меня: — Своим успехом у читателей и свободой передвижения по всему свету эти люди целиком и полностью обязаны нам. Так что, уважаемая Валентина Васильевна, с ними ясно. А вот что мы будем делать с вами, так неосторожно вломившейся в сферу одной из важнейших государственных тайн?..
Я почти физически ощущала, как вся моя воля, интеллект и жалкие остатки логики, все мои возвышенные и не лишенные девичьего романтизма представления бывшей комсомольской активистки
о свободе личности и силе слова — все это осыпалось с меня, как шелуха, оставляя после себя какой-то первобытный, животный страх. От этого страха я оцепенела, слова первого кагэбэшника страны доносились до меня, как через ватную подушку, приглушенно и туно. В этот момент меня можно было запросто размазать по стене черенком алюминиевой ложки. Господи, за что?..
— Я жду, Валентина Васильевна, — тактично напомнил о своем присутствии Андропов.
— Юрий Владимирович, — я глубоко вздохнула, набираясь мужества и нахальства, на какие только была способна, — я по-прежнему не могу осознать всю глубину совершенной мною глупости, а потому прошу прикончить меня прямо здесь, на даче, и, если можно, из вашего личного оружия, но только сразу и в голову, чтобы я не мучилась в агонии...
На лице моего собеседника не дрогнул ни один мускул. Несколько секунд он рассматривал меня в упор, но я выдержала этот взгляд. Когда находишься в полуобморочном, подводном, я бы сказала, состоянии, то видишь только мутно-стальные, похожие на пуговицы глаза акулы, даже не вдумываясь, чьи они. Впрочем, спустя какое-то время взор председателя вдруг потеплел, словно в разгар тяжкой работы по искоренению скверны в родном отечестве он вспомнил о своей малолетней внучке, пускающей на радостях радужные пузыри соплей.
— Вы подходите нам, Валентина Васильевна.
— В каком смысле?
— А в каком смысле вы бы хотели нам подходить?
— Нам — КГБ СССР, или нам — Юрию Владимировичу Андропову?