— А сколько мне лет? — даже не спросил, а выдохнул Гескин, ковыляя в спальню. Очевидно, вопрос о возрасте стал последней каплей, поскольку, задав его, барон в бессилии повалился на кровать и трубно захрапел.
— А сколько лет было Иуде? — поинтересовалась я, хотя уже понимала, что в ближайшие шестьдесят минут ответа не дождусь.
16
Буэнос-Айрес. Гостиница «Ялаза»
2 декабря 1977 года
Гескин спал.
Оставив барона наедине с его сновидениями, я взяла стаканы, отнесла их в ванную и тщательно вымыла. Потом посмотрела в зеркало. Вообще-то нарциссизмом я никогда не страдала. Наверное, потому, что в детстве была довольно нескладной и угловатой, да и матушка моя, увы, относилась к той категории родительниц, которые видели недостатки только в собственных детях. В зеркале отражалось спокойное, я бы даже сказала, несколько приторможенное лицо. Глаза не горели, румянец на щеках свидетельствовал если и не об отменном здоровье, то, во всяком случае, о хорошем качестве косметики, которую регулярно поставлял мне один автор, заведующий секцией ГУМа.
«Итак, Валентина, с помощью снотворного советского производства ты усыпила подданного Ее Величества королевы Великобритании. То есть минимум трешник по УК РСФСР ты уже заимела. Судьи у нас суровые, классику не читали, стало быть, разыгрывать на процессе Катюшу Маслову нет смысла. А теперь ответь по совести сама себе: что ты натворила, дуреха? С какой целью? Ну, закимарил старый козлик, а дальше что? Будешь вытаскивать у него из кармана документы, тайком забираться в чужой номер и обшаривать барахло совершенно постороннего человека? Но ты же никогда в жизни не делала этого. Да, никогда. Но сейчас я защищаюсь. Имею я право на элементарную защиту или нет? Они все против меня. Все до единого. Я им — двушка для телефона-автомата, мелочь, тля, обычная телка, подстилка для главного редактора, который о каждом своем оргазме докладывает секретарю ЦК но идеологии. Меня можно рокировать, мною можно запросто жертвовать, на моей стороне нет никого и ничего — ни суда, ни конституции, ни закона. Я одна во всем мире. Но даже зверь в джунглях имеет право на защиту. А я не зверь, я человек, которого превращают в зверя. Ладно, вы сами этого хотели...»
За время моего отсутствия в спальне произошли некоторые перемены: Гескину, по всей видимости, снилась эротическая сцена с моим участием. Теперь он лежал на брюхе и причмокивал. Должно быть, в его сновидении я была ничего себе. Пу-ну, часок они еще порезвятся. А за час, как любил повторять наш спецкор Олежка Сандо-миров, можно успеть развестись с женой, вступить в законный брак с любовницей, убедиться, что она блядь, и написать четыре отклика трудящихся на очередную речь Леонида Ильича.
Пиджак Гескина висел на спинке стула. Я вытащила из внутреннего кармана добротный, крокодиловой кожи бумажник и тщательно исследовала его содержимое. Так... Кредитные карточки... Господи, сколько их! С таким количеством «Виз», «Мастер-кардов» и «Дайнерс-клабов» мой причмокивающий, как упырь, гость мог пользоваться неограниченным кредитом даже у архангела Гавриила. Водительские права... London, United Kingdom... Все верно, действительно англичанин, душу я его... Фунты, доллары, песо... Визитная карточка... Чья это?.. Сэр Дэниел Тойнби, Йоркшир... Не знаю такого, дальше... Какая-то квитанция... Счет за обед в «Жокей-клубе»... Все?
Осторожно, опасаясь разбудить Гескина, я сунула бумажник на место и задумалась. А что, собственно, я ожидала найти? Удостоверение полковника КГБ? Служебный пропуск на Красную площадь? Мандат делегата двадцать четвертого съезда КПСС?
«Так, девушка, спокойнее! Ты ищешь хоть какую-нибудь зацепку? Московский адрес, имя издателя где-нибудь в Горьком или Куйбышеве, вырезку из советской газеты? С собой он такие вещи таскать не будет. Следовательно?..» Я поняла, что избежать самого неприятного — вылазки на территорию противника — не удастся.
Взяв со стола грушу с ключом Гескина, я еще раз взглянула на спящего, убедилась, что эротический настрой его сновидений сменился явно порнографическим, и тихонько вышла в гостиничный коридор...
Гескин жил на двенадцатом этаже. Секунду-другую я размышляла, спускаться ли на лифте или воспользоваться лестницей, и остановилась на первом варианте. К счастью, бесшумно разъехавшиеся створки скоростного лифта открыли передо мной совершенно пустую кабину, напоминавшую зеркалами и красной ковровой обивкой будуар опереточной дивы тридцатых годов. Было еще не очень поздно, но, вполне возможно, мне просто везло. Я старалась не волноваться, то и дело напоминая себе, что я в Буэнос-Айресе, а не в московской гостинице «Юность», где перед каждым лифтом сидит кондовая церберша, запрограммированная великой Системой всего на один вопрос: «Вы к кому?» и только на один ответ: «Не положено!».