— Микрофон?..
— Бери выше, Мальцева: микрофон с магнитофоном, — Мишин щелчком сбил с лацкана невидимую пылинку. — Вся ваша беседа с этим лилипутом из полиции записана здесь. И я хорошо знаю, о чем вы говорили...
— И?..
— Ты держалась молодцом.
— Я вела себя как дура.
— Если бы ты действительно вела себя как дура, все бы очень плохо кончилось.
— Меня бы убили?
— Всенепременно.
— Но как, коллега? Расскажи, мне ведь необходим опыт для роста над собой.
— Валя, хватит дурачиться, давай поговорим как взрослые люди.
— Давай.
— Рукопись в номере?
— А где ж ей быть?
— Завтра ты встретишься с Телевано. Он прилетает сегодня ночью...
— Как же мне привлечь его внимание? Надеть мужской пиджак? Оголить правую грудь? Нарисовать на лбу серп и молот?
— Подойдешь к нему в перерыве, — терпеливо продолжал Мишин, — скажешь, что восхищена его выступлением, и попросишь о встрече.
— В номере?
— В кафе.
— В каком именно?
— Кафе «Дольфус», это в квартале от Зала конгрессов.
— А если он предложит мне «Жокей-клуб»?
— Скажешь, что у тебя очень мало времени, а разговор безотлагательный. Короче, вы должны сойтись именно в «Дольфусе».
— А если он откажется? Извините, мол, но я с супругой, а она не любит, когда я общаюсь с агентами КГБ. Даже если это дамы приятной наружности. И даже в кафе «Дольфус».
— Он не откажется, — Витяня ухмыльнулся. — Жена в Боготе, любовница в Сан-Диего, еще штук десять телок разбросано по всей Латинской Америке... Так что — не откажется.
— Ну, хорошо. Пошли мы с ним в «Дольфус». Дальше?
— Все по плану: передаешь рукопись, благодаришь за встречу и скромненько возвращаешься в Зал конгрессов. А дальше — уже наши проблемы.
— И все, Витя?
— Курт.
— И все, Курт, чтоб ты сдох?
— А что еще?
— Я первая спросила!
— Да, Валентина, все. На этом твоя миссия заканчивается, и ты можешь спокойно лететь в Москву.
— Господи, Мишин, как бы я хотела верить тебе!
— А ты верь, девушка, не обманешься.
— Я пошла.
Мишин встал и галантно взялся за спинку моего кресла.
— Я провожу тебя.
— Ой, ну не строй из себя Гескина, ладно! Ты фальшив во всем, даже в хороших манерах.
— Только я могу терпеть твое хамство, — вздохнул Витяня. — И знаешь почему?
— Ну почему?
— Потому что в глубине души я тебя очень люблю, Мальцева. Так люблю, что, имей я на это санкции, пристрелил бы тебя в твоей собственной постели!
— Прорвало наконец, — улыбнулась я, хотя в тот момент мне было очень страшно. — Слушай, Курт, где я могу найти тебя в случае чего?
— Я сам найдусь, когда понадобится, — сказал Мишин, выводя меня в вестибюль «Плазы».
— Я серьезно, Витяня. Мало ли что...
Мишин что-то пробурчал, вытащил из кармана изящный блокнотик с золотым обрезом, потом полез в другой карман за ручкой...
— На, возьми мою, — я протянула своему школьному другу «паркер», который взяла в портпледе Гескина как память о несостоявшейся дружбе с британским бароном.
Мишин снял колпачок, написал мелким почерком несколько цифр и протянул мне:
— Только в крайнем случае, ясно?
— Ясно, — я сунула листок в сумку. — Ручку вернешь или зажилить собираешься?
— Держи, жлобина! — Мишин отдал мне «паркер». — И чтобы все было в порядке, поняла?
— Яволь, камрад Мельцер!
— Ну иди...
...В номере я осторожно вытащила «паркер» из приготовленного специально для этой цели небольшого гигиенического пакетика с изображением пикантной дамы в одном лифчике и, ухватив ручку за нижнюю часть, внимательно оглядела серебряный колпачок, который еще вчера так изящно трансформировался в руках покойного Гескина в глушитель для пистолета.
Даже такой дилетантке, как я, не составило особого труда разглядеть на хромированной поверхности колпачка отчетливые отпечатки большого и указательного пальцев свежеиспеченного Курта Мельцера.
— Ну, Витяня, дружок мой школьный, — пробормотала я, вытягиваясь на постели и засыпая, — кажется, теперь мне есть чем махнуться с тобой. Не глядя...
24
Москва. Лубянка. КЛ£ СССР
4 декабря 1977 года
— Как поживает наш подопечный, Матвей? — Андропов отправил в рот крупную виноградину и уставился в потолок кабинета, весь отдаваясь ее нежному вкусу.
— Я не уверен, что это наша самая удачная ставка, Юрий Владимирович.
— Вот как? — Андропов скосил глаза на помощника: — Десять дней назад ты был другого мнения... Можешь сесть.
Тополев по-военному кивнул и, аккуратно отодвинув стул от сгола, опустился на сиденье.