— Вообще-то я редко выполняю просьбы малознакомых людей, — сказала я, выбрасывая сигарету из окна тем же приемом, что и Юджин. — Но для вас, сэр офицер, я почему-то готова сделать исключение.
— Smart girl, — выдохнул он и протянул мне новую сигарету: — Закуривайте, гражданка.
Наша машина, расшвыривая колесами гравий и щелкая им по днищу, как пустой ореховой скорлупой, лихо виляла между высоченными деревьями.
— Опять какая-нибудь конспиративная вилла? — спросила я.
— Самая конспиративная из всех — наше посольство.
— За что такая честь?
— Умерь свои амбиции, Вэл, — усмехнулся Юджин. — У парадного подъезда нас никто не ждет. Увы, мы с тобой не дипломаты...
— И, наверное, никогда ими не станем?
— С нашим-то сомнительным прошлым? — фыркнул Юджин.
— Можно подумать, что у всех дипломатов безукоризненное прошлое.
— Вэл, мы приехали...
Я вдруг почувствовала, что у меня отнялись ноги.
— Что с тобой?
— Мне страшно. Ты ничего не хочешь сказать мне?
— Я буду рядом.
— Как и все мужчины, Юджин, ты самонадеян.
— Как и всем женщинам, Вэл, тебе это нравится. Пошли...
Согнувшись пополам, Юджин вылез, обошел «лимузин», открыл мою дверь и протянул руку.
Он сказал правду: небольшая дощатая калитка была совсем не похожа на парадные ворота посольства США в Аргентине. Юджин толкнул ее, и мы прошли по тропинке в низкое подвальное помещение, уставленное стеллажами. Потом было несколько ступенек наверх, длинный полуосвещенный коридор, еще одна лестничная площадка, другой коридор, уже покороче, и выкрашенная белой масляной краской дверь без таблички. Юджин постучал.
— Come in! — пророкотал чей-то бас.
Ориентируясь на этот густой голос, я рассчитывала увидеть очередного здоровяка-янки и потому не сразу заметила маленького человека в черном свитере, из-за горловины которого выглядывал почему-то один угол воротника рубашки неопределенного цвета. Он сидел в шикарном кожаном кресле за столом, заваленным множеством папок. Кабинет был скупо освещен люминесцентным светильником и не имел окон. Тишина там стояла могильная, иод стать моим предчувствиям.
Увидев нас, человек слегка приподнялся, и я убедилась, что рост его вряд ли превышал сто шестьдесят сантиметров — маленький тщедушный мужичок с пегими седыми волосами, неопрятными, свисающими на плечи космами и дряблой желтоватой кожей. Па вид ему было лет пятьдесят пять — шестьдесят, а на деле, возможно, и все сто. В таких случаях судить о возрасте человека можно только после того, как он откроет рот и скажет что-нибудь. А этот говорить не торопился и рассматривал меня, как подозрительное произведение абстрактного искусства, нагло затесавшееся в достойное общество фламандских мастеров.
— Сэр, это мисс Мальцева, — напомнил мне о моем существовании Юджин. Напомнил вовремя, потому что я начала терять присутствие духа под этим пронзительным взглядом.
— Много слышал о вас, мисс, — пророкотал хозяин кабинета на весьма сносном русском языке и показал на стул: — Прошу садиться.
Я села. Юджин остался стоять у дверей, прислонившись к стене.
— Итак? — Уолш уставился на меня внимательно и серьезно, как патологоанатом.
Я беспомощно оглянулась.
— Это сказал я, мисс, а не тот господин, который подпирает стены моего кабинета! — брюзгливо проскрипел Уолш. — Извольте смотреть на меня.
— Я слушаю вас.
— Нет уж, мисс, это я вас слушаю!
— Право, я не знаю...
Я чувствовала себя полной идиоткой. Уолш совсем не походил на типичных американцев: не острил, не улыбался, не делал попыток похлопать меня по плечу и вообще как-то расположить к себе. Совершенно не к месту я вдруг подумала, что Уолш чем-то похож на моего школьного учителя рисования со странной фамилией Голгофов и ущербной привычкой подрифмовывать к именам и фамилиям учеников всякие обидные словечки. Меня, например, он величал не иначе, как «Валентина-дубина», а в хорошем расположении духа — «Валя-краля». Если бы Уолш сказал что-нибудь подобное, я бы не удивилась. Но он молчал и ждал. Я же никак не могла понять, чего хочет от меня таинственный шеф Юджина, карающая рука ЦРУ, человек — судьба Валентины Мальцевой. В голове у меня пронесся вихрь вариантов: