И полотно Нирбисса Ниамэ плетет! – не прекращал завывать голос.
Чародеи, несмотря на рушащуюся, на глазах башню, целенаправленно шли вверх. Вот уже не песок, и не маленький обломок, а огромный камень сорвался с высоты вниз и упал на ступени, прямо перед Майрусом. Он еле успел отскочить в сторону, дабы глыба не расплющила ему ступню.
– Да что с ним такое? Что потревожило его и почему он губит Цитадель? – гневно проворчал Тиандиор, прижимаясь к стене, когда кусок черепичной кровли, чуть не приземлился ему на голову.
– Достигнем покоев Археса, узнаем, – хмуро заключил Рейвен. Нутро съедало неприятное предчувствие. А не связано ли пробуждение зеркала с Ноэлом или визитом Найгари?
Наконец, волшебники достигли верхнего яруса. Руны, что были повсюду, теперь не светились блеклым мерцаниям, а пылали огнем: золотым, белым и черным. Дверь в покои Мудрого эльфа была широко распахнута.
Не стой на обрыве в манящую пропасть,
Где ветви забвенья – царство судьбы.
Воспрянут знаменья хвалящие глупость!
В объятье Дероды ты смело иди…
Эурион вошел первым, за ним, озираясь по сторонам и опасаясь неведомых ловушек, последовали остальные магистры. В комнате было светло, как днем. Мебель была сломана в щепки, рукописи витали в воздухе мелкими обрывками. Поверхность зеркала пылала огненной пастью дракона.
– И небо четырех миров, что под одними звездами уже сотни веков, окрасится кровавыми слезами! И сгинут былые законы во тьму нерушимых крыльев Тени! И скверна поглотит города и страны, свергая правителей и выдвигая на трон самозванцев! И не остановить серебристой Ниамэ своих братьев, что вновь вступят в противостояние! Один лишь победит, один лишь решит судьбу Нирбисса! – громогласно вещало зеркало, и от его слов стены дрожали, склонами пробуждающейся Энал.
В глазах магистров отразились ужасающие картины, что пророчила поверхность древнего артефакта.
Горящая Цитадель. Десятки растерзанных тел магов. Дымящиеся руины Морена, где подобно светлячкам, духи мертвых эльфов взмывают к Туманным далям Инайрлан. Гниющие и превращающиеся в тлен дебри Дрита. Величественные хребты Дамдо, рассыпающиеся песочными замками. Бурлящее море Семи ветров, вода которого окрасилась в алый цвет. Фонтаны лавы, прорывающиеся сквозь толщу земли Пазедота, сжигающие заживо сотни карликовых троллей. Ковлы, раздирающие трупы обитателей Нирбисса, обезумившие Пии, нападающие среди бела дня на беженцев, что стремятся вереницами к берегам океанов, дабы покинуть проклятый край.
Ребекка уже приноровилась вонзать в стражников витиеватый наконечник посоха, который нестерпимо жег ладони. Ей даже каким-то чудом, посчастливилось увернуться от нескольких стрел. Правда, однажды одному из послушников удалось полоснуть ее хлыстом по бедру. Тонкое и гибкое лезвие разорвало ткань и кожу, неглубоко. Ссадина горела и кровоточила, но терпимо.
Куда хуже пришлось демонессе, принявшей на себя основной удар. Ее черное одеяние и кожаные доспехи сейчас напоминали оперение ворона, нежели воинский костюм. И бордовая кровь сочилась соком спелых ягод, оставляя рисунок брызг на побагровевшей земле. В плече торчал обломок стрелы, которая проткнула чертовку, но ранение не отразилось на функциях конечности. На подбородке, икре и шее пылали рубцы от бичей храмовников. Невзирая на боль и увечья, Табора продолжала драться, как разъяренный барс, нанося смертельные удары противникам.
Науро, чье одеяние пропиталось чужой кровью, в отличие от представительниц прекрасного пола, был неуязвим. Карлик юрко кувыркался по земле, высоко прыгал, невзирая на свое, далеко не стройное, телосложение, и ухитрялся поразить врагов в самые необычные места. Ему, все же, удалось всадить короткий кинжал в глаз лучника. Теперь стрелку, если выживет, придется выбрать другой род деятельности. Калеча врагов, эльф умудрялся уходить от ударов, зачастую, осыпая недругов нелестными словцами. Потасовка с мендарвцами ему явно доставляла удовольствие.
Ребекка стала замечать, что сельчане понемногу возвращаются к месту сражения. Одни не могли унять любопытства, и пришли поглазеть, другие, явились с вилами и топорами, намереваясь явно влиться в драку. И влились. В основном, храбрецами оказались местные забияки и балагуры, жаждущие отхватить кусок славы в битве с нелюдями.
Человеческие тела, сраженные клинками демонессы и коротким кинжалом эльфа, падали наземь, как свежесрубленные деревья. Ребекка Лангрен, ловко орудуя посохом, награждала синяками и шишками атакующих соседей и знакомых. Теперь, девочка наносила смело удары, чувствуя, как боль за смерть Годфри перерастает в ярость и придает ей сил.