Но, когда явилась благодать Создательницы на просторы баронского угодья, Ноэл Визиканур, уже пересек разлом стены, у которой отсутствовала напрочь стража, сбежавшая в панике с Дозорной тропы, как только ненастье охватило лес.
Плащ чародея был местами оплавлен, кожа лица хранила следы безобразных ожогов, волосы опалены, впрочем, как и золотые пряди Ребекки, хотя маг стремился, как можно тщательнее укрыть девчушку магической тканью. Но какие увечья и потери они вдвоем не понесли, главное, что до эльфийской чащобы оба добрались живыми.
Здесь за пределами Мендарва не было и следа огненной непогоды. Ночная тишина и мистический покой сна, окутывал дебри Круана, не подозревающего, какая беда обрушалась на соседа. Безоблачное небо безмятежно мерцало голубыми сапфирами звезд, обласканных нежным светом далекой луны. Мелкий прозрачный ручей перескакивал с камушка на камушек, стремясь покинуть родные земли и влиться по ту сторону границы в полноводную Зарницу. Он не ведал, что там, в стране людей, ему придется держать путь через выжженные земли, созерцая падение человеческой державы, соизволившей гневить высшие силы.
Пытаясь унять дрожь в мышцах, маг осторожно уложил златовласку на шелковистую траву пологого берега, и тяжело опустился рядом. Он чувствовал, как вернувшаяся боль скручивает его тело, до темноты в глазах и до рвотных позывов. Его нутро пылало не меньше, чем пожар охвативший Мендарв. В горле пересохло и першило от дыма, и побочного действия колдовского снадобья. Ноэл лег на землю, повернувшись к девочке, опутанной сетью сновидений. Он осторожно провел кончиками пальцев по замаранному кровью и грязью лицу Ребекки, убрав налипшую прядь со лба.
– Я вечно во снах твоих останусь… – прошептал он, потрескавшимися от жара губами. В его черных, как мгла покоев Дероды, глазах отразилась бесконечная скорбь и отчаяние.
Рука мага безвольно упала на траву рядом с белесым локоном девочки. Жизнь утекала из чародея, наполняя круанскую почву энергией, отравленной Теневой ведьмой.
– Ээээ, нет, мой прекрасный рыцарь! – раздался тихий негодующий голос во тьме леса. – Тебе так просто не сбежать от меня! Решил пожертвовать собой ради этой…
Колдунья Сеньи внезапно появившаяся из мрака деревьев, что скрывали дымчатое кольцо портала, осторожно склонилась над златовлаской, лежащей подле аскалионца.
На это раз, Милдред решила не обнажать идеальные формы. Ее грациозное тело обтекало длинное шелковое платье цвета горного малахита. Отбросив блестящие каскады смоляных волос за плечи, ведьма попыталась дотронуться до Ребекки, дабы всласть испить энергии, кипящей в девчушке, подобно котелку с ароматным и наваристым бульоном.
Но утолить голод колдунье не удалось, ее рука хоть и ощущала жизненную силу златовласки, не могла ухватить ее. Она выскальзывала из пальцев женщины, проворной ящерицей, дразня ведьму.
– Интересно… – прошептала Милдред, потерев подбородок и выпрямившись. – Ладно, закупоренный кувшин с целебным напитком, тобой я займусь позже. Двоих мне не уволочь через врата. Впрочем, ты всего лишь еда, а он намного больше, чем мой завтрак, обед или ужин.
Колдунья Сеньи тяжело вздохнула, оглядев свое безукоризненное платье, которое, бесспорно, измарается, пока она дотащит умирающего аскалионца до своего логова. Но выбора у нее не было.
Женщина присела на корточки возле лежащего чародея, закинула его безвольную руку себе на плечи и поднялась на ноги, стремясь водрузить тяжелое тело. Теневые ведьмы очень сильны, несмотря на свой хрупкий вид. Ступая мелкими шажками, колдунья потащила свою добычу к порталу. Но перед тем, как войти в пульсирующую дымку, она сорвала с ножен волшебника знак еловой ветви и швырнула в высокую траву.
Скопище туманных черных змей заклубилось, сплетаясь в неведомый узор, создавая стену между ведьмой и круанской благодатью. Через мгновение, на побережье ручья, не осталось и следа от пребывания, в этом тихом месте, опасной и кровожадной колдуньи.
Одиноко, среди темно-зеленых стеблей сочной травы, лежала скованная клинками почерневшая еловая ветвь. И не менее одиноко, на берегу ютилось тело шестнадцатилетней девчушки, неряшливо брошенное в центр орнамента сукна мирозданья.
Эпилог
«В пение ветра, несущего
приливы, в отблесках солнца,
что жизнь порождает, во мраке
мирозданья, пронизанного звездами,