– Да благословит тебя свет Тарумона Милосердного, – раздался позади девочки вкрадчивый голос.
Златовласка, вздрогнув от неожиданности, резко обернулась. Перед ее взором стоял невысокий полноватый храмовник в бело-зеленом хитоне. Его круглая голова с провисшими полными щеками была обрамлена ровным ободом волос, а на макушке сияла гладкая, словно яичная скорлупа лысина. Лицо казалось добродушным, но маленькие заплывшие глаза беспокойно скользили взглядом по сторонам.
– Да прибудет с вами Его Милость, – проговорила Ребекка, облегченно вздохнув. Она успела избавиться от надписи до того, как церковные ищейки смогли ее обнаружить.
– Нуждаетесь ли вы в помощи, дитя? – поинтересовался толстяк, удрученно оглядывая двор семейства Лангрен.
– Благодарю за беспокойство, брат…
– Брат Конлет, – быстро проговорил храмовник. – Прошу прощения, что запамятовал представиться. Здесь творится такая суматоха, что я совершенно забыл о приличиях.
Златовласка понимающе кивнула, и даже улыбнулась, надеясь, что разговор со священнослужителем не затянется надолго.
– О, не тревожьтесь, – отмахнулась она. – Я тоже не представилась. Мое имя Ребекка. Ребекка Лангрен.
Девушке на мгновение показалась, что лицо храмовника приобрело кислый вид, когда она произнесла фамилию. Но церковники владели устойчивым самообладанием, и вскоре лик брата Конлета вновь вернул себе безмятежность.
– Не знаете ли вы, дитя, где бы я мог отыскать очаровательную даму по имени Тара Рин?– вопросил толстяк, совершенно позабыв о том, что минуту назад предлагал помощь в уборке двора.
– В Дубках точно никто не живет с таким именем, – твердо проговорила златовласка. – Но вам стоит уточнить в замке барона. Может, кто намедни и посещал постоялый двор. Вчерашняя Ярмарка привлекла в Мендарв множество чужестранцев.
Храмовник кивнул, теребя в руках амулет, весящий на шее. Камень в кулоне мерцал ровным зеленоватым светом.
– Благодарю. Пусть Тарумон Милосердный освещает твой путь, – произнес с безразличием храмовник и спешно покинул двор.
– Да прибудет с вами Его Благословение, – растерянно глядя вслед толстяку, прошептала девочка.
Неспроста Дубки наводнили служители ордена. Они рыщут в поисках отступника! Кто такая Тара Рин? Волшебница? Нелюдь? Или обладательница магического артефакта? Скорее бы отец отыскал мать. Они бы дружно убрали последствия урагана и зажили, как и прежде. Не думая о мистических надписях, Сведущих Пророка и иной чертовщине творящейся последнее время в этих краях.
Ребекка с печалью оглядела родную деревню, где повсюду копошился народ, и, опустив голову, вошла в дом.
Глава 4
«Тихо шепчут вековые деревья,
Шелестя янтарной листвой.
Темная чаща приветствует гостя,
Колыхаясь пожухлой травой.
Нежно целует ласковый ветер
Лепестки последних пестрых цветов.
Осень печатью отметит
Заросли терновых кустов».
Песнь зеленой тропы.
Густые леса и тенистые рощи Мендарва спешно сменили изумрудный наряд на медное одеяние с золотой вышивкой. Хрусталь лазурного неба, облачился в свинцовую кольчугу дождливых облаков. Осень, подобно вражеской армии вступила во владения людей, приведя с собой безжалостных генералов: изморозь, ливень и суровые ветра. Крайне редко выдавались безоблачные дни.
Удел барона Данкоса почти целый месяц, как стал излюбленным местом паломничества священнослужителей Тарумона Милосердного. И казалось, с каждым днем количество храмовников значительно прибавлялось. Одни уезжали, а взамен прибывало вдвое больше. Постоялый двор и комнаты в замке были полны народа в бело-зеленых одеяниях.
Местный люд, включая владельца феода, с любопытством относился к такому пристальному вниманию со стороны ордена, но никто не смел, даже слова молвить, дабы выведать причину, которая манила церковников в эти ничем не примечательные угодья.
Давно уже были разобраны древесные завалы, оставшиеся после губительного урагана, но братья, несущие Вечный свет, не спешили покидать баронские владенья. Они рьяно облагораживали святилища. Проводили проповеди в замке да в Дубках. Засиживались до полуночи в деревенском кабаке и постоянно что-то вынюхивали.
Интерес барона и сельчан не угасал, но вместе с любопытством, в сердцах людей появилась и тревога. В Мендарве всегда относились с опаской к церковникам, которые изображая добродетель, на самом деле, выискивали приверженцев чародейства и пособников нелюдей.