Выбрать главу

Крыса закусила губу и потрепала мерьялльку за плечо.

- Нэ ревнуй, моя дарагая. Даже так, даже на четвереньках перед Змеем в центре Кольца я нэ смогу затмевать тэбя для уэрдэйнцев, нэ смогу тягаться с тобой, ха-ха! Ничито нэ сравнится с твоим выступлением, с твоим первый бой против Грыдха. Чито может быть волнительней для добраго зритэля нашего, чем твои прэлестные сисэчки? Ха-ха!

Смех её поддержал весь трапезный зал. Засмеялись даже стражи, до той поры стоящие смирно на посту по обеим сторонам у каждого выхода! Громче всех ржал Гориафф, и его хрюканье дёргало Хэль за нервы в унисон с мерзковатым хихиканьем Лархосмин.

Гангрета отбросила прочь упирающуюся на неё руку. В сущности она не очень понимала, что её так злит? Ей плевать на то, что все вспоминают этот её первый бой, плевать на то, что о ней и её «красоте» думают. Она всегда считала грязных л'уэрвэ грязными по самую душу. Мрахмадов она вообще в жизни до Лархосмин не видела, а с тех пор больше, чем отребьем, присосавшимся к имперской титьке, и не чтила. Но слова Крысы взбесили её. А может, смех? Над ней часто так смеялись в бытность её юнгой, а потом и вперёдсмотрящим. Кажется, Хэль всегда хотелось уйти подальше от этого, оттого она аж взобралась в бочку на самой высокой мачте на корабле капитана Байстульеттэ. Став капитаном заместо него, она вспомнила довольные ржущие рожи его прихвостней. Всех вспомнила…

Вот и сейчас этот мерзкий Гориафф смеялся над ней точно также. Просто потому, что хотел унизить. Но Хэль стиснула зубы. Она постарается уже скоро оборвать этот смех захлёбывающимся бульканьем.

Собравшись, Хэль лишь прошла вперёд, к столу. Многих сидящих за ним корридиариев это насторожило. Казалось, даже стражи зала ещё пристальней стали следить за каждым движением мерьялльки.

- Я возьму еду, - спокойно продекламировала Хэль, взяв в руки миску, не сбавляя шага в сторону Гориаффа.

Капитан замер, в глазах его горел гнев, он не сводил взора с очей ненавистной ему пиратки.

Хэль принялась накладывать себе в миску еду: зелень, кусок окорока, а когда она вплотную подошла к Капитану, проклятая рука её потянулась к… кубку с выпивкой.

- Возьму еду, - повторила Гангрета, обжигая своим взором Гориаффа, - и пойду к себе, в свою келью.

Последние два слова она произнесла так, дабы недвусмысленно намекнуть будущему противнику, против кого он выйдет в Кольцо. Против той, которая заслужила своими силами, хитростью и ловкостью истинные привилегии. Против «Ярчайшей».

Затем она развернулась и пошла к выходу. Гориафф, как и Лархосмин, провожали её взглядами. Один был полон ненависти, другая - загадочно улыбалась.


 

Разверзнутая пасть, зубастая, серебряная и вытянутая, обрамляла дверной проём. Вместо глотки - массивная тёмная дверь, подсвеченная снизу ярким светом. Над всем эти красуется серебристое украшение-эмблема в форме чуть взъерошенной, ощетинившейся крысы. Дверь, обитая тёмным мехом, по всей протяжённости увешана странными фигурками, талисманами. Тускло мерцали красные, крысиные глаза, грозно смотрящие на всех, кто проходил мимо, но глаза то были необычные: каждый был обрамлён вязью, острыми витиеватыми надписями на неизвестном языке. И надписи эти тоже мерцали.

Хэль никогда не видела прежде подобные письмена и дивилась, как они, эти мрахмады, вообще понимают, разбирают слова в этой лозе символов. Как оказалось, у этих «дикарей» водится развитая письменность. Гангрете, как жительнице разрушенного Запада, такая богатая и сложная система символов казалась весьма неудобной. Ей подумалось, что в Приюте писать такими художественными изображениями было бы очень долго и ненадёжно. Ведь иной раз карябать даже грубую угловатую пометку на бочке приходилось исключительно клинком.

Впрочем, она и так уже задержалась перед необычным входом в покои Лархосмин. Хэль трапезничала в своей келье, а теперь шла проведать своего тренирующего.

- Вот же ты где! - донеслось слева от Гангреты.

Только она успела повернуться, как плечи её аккуратно сжали сильные мужские руки. А сама она отразилась в ярких змеиных глазах.

- Ну ты вытворила, Грета! - покачал головой Акше. Гангрете он напомнил старух, недовольно цыкающих ей вслед и обычно с презрением провожающих её взглядами до таверны в порту Лёсайлума. С презрением и страхом.