И вот спустя бесконечные мгновения этого издевательства и позора, смеха толпы, уже с трудом различимого в её ушах, блеска предвкушения в глазах вельможки, Хэль почувствовала это: уродец готов. Она не поняла в тот миг, как она ощутила это. Увидела, как сжимает он кулак? Услышала что-то в его рычании? Но она поняла: он собирается добить её. Ударить и проломить её нагую грудь.
И она сделала то, что обычно делала при добивании. Пускай сейчас и не её очередь добивать!
Сила «Ласки» вцепилась в саму душу уродца. Кисть, а далее и вся его рука завибрировала, пошла дрожью. Кожа стала то темнеть, то краснеть поочерёдно, мышцы раздувались и тут же сжимались. Гридх завопил. Он не мог шевелиться. Лишь кулак, готовый вбить грудную клетку Гангреты в само её сердце, судорожно сжимался добела.
Хэль кричала. Рычала. Теперь она не отличалась от Гридха. А смотрела она наверх.
- Что… Что происходит? – задёргался Лотен. На его глазах уродливый гигант не мог и шевельнуться. В следующее же мгновение вельможа понял, что происходит с уродцем. Он вспомнил, как мучился тот матрос, когда пиратка схватила его. – Уэлиус! Уэлиус!
Он повернулся и стал кричать на звездочёта.
Толпа на трибунах неистовствовала, очевидно, не до конца сознавая, что происходит.
- Уэлиус! – завопил Лотен, едва находя руками перила, огораживающие ложе.
Хэль увидела этот взгляд. Она вдруг осознала, что старик звездочёт уж точно не назначал этот бой. Он даже не думал об этом. И он… был против, похоже, всего происходящего! В его молчаливом ответе Лотену Хэль ясно прочитала: «Ты хотел, ты получил».
Гридх завыл. Настала его очередь выть. В отчаянии, в безумии, уже плохо понимая, что творится из-за горящей без огня руки, кожа которой обращалась в пепел, а где-то раздувалась, уродец отшвырнул, нашёл в себе силы отбросить прочь Хэль. Она не удержалась за его руку. Сила, втекавшая в его душу, прервала своё действие резко. Гангрета отлетела в сторону, рухнула в песок и завопила из-за удара сломанной рукой о металлическую поверхность пола. Обезумевший от отчаянья и боли, почувствовавший свободу Гридх отпрянул в сторону, врезавшись в стену Кольца.
Она пошатнулась. Дрожь пошла вверх. Достигла перил.
Лотен, кричавший что-то Уэлиусу, не увидел этого. Его руки вдруг соскользнули, он потерял координацию, испугавшись…
И рухнул вниз.
Главный звездочёт вскочил. Он начал кричать что-то кому-то. Зрители ахнули. По всей Арене пронеслось негодование и нарастающий ужас.
Вельможа упал очень неудачно. Хрустнули позвонки. Металл Кольца Битвы переломил ему позвоночник. Он также ударился затылком. Но сознание осталось с ним. В его глазах, напряжённых от разрывающей нутро боли, отразилась ненавистная мерьялльская пиратка. Она, лежащая на боку, стонущая в песке неподалёку, не могла поверить в то, что видела. Превозмогая агонию, она засмеялась.
Она также смеялась, убивая Мальмиана. Лотен кричал. Кричал в надежде, что это даст ему сил доползти и придушить гадину.
В тот же миг огромная ступня разъярённого чудовища раздавила его грудную клеть.
Зрители в ужасе начали подниматься с мест. Нарастала паника.
Хэль смеялась.
Яркий синеватый луч ударил в обезумевшего Гридха Поедателя Детей, уже готового давить далее свою противницу. Гигант пошатнулся, глаза вытаращились, но более уже ни шага он не смог сделать. Дрожа, силясь шевельнуть хоть пальцем, он всё же с грохотом рухнул на металлический пол Кольца, парализованный.
Гангрета смеялась, забыв о боли. Она обернулась. Волшебники, стражи… Искрящийся сгусток синеватой энергии летел и в неё!
Серия 5. «Танец Мёртвых Песков».
В атриуме, под аркой из буса, серой с вкраплениями изумрудного, стоял столик, на котором уже ожидали вино и два кубка. Двое вышли из гостиной большого поместья в этот просторный зал под открытым небом. Один явно был хозяином этого произведения зодческого искусства. Второй точно нечасто оказывался в подобных дивных атриумах.
Они сели за стол, и вино зажурчало, наполняя кубки. Восхитительный вид на подножье и туманы Чёрной реки захватывали дух. Небо было чистым над Коргентой, лишь с пустынного Востока двигались неспешно ленивые облака. Долина Роз была усыпана багрянцем месяца янтаря, дивно перекликаясь с серебром стен столицы. Гордо высились они, стражи Империи.