Лархосмин с интересом наблюдала за ней в этот миг. Она нагнулась, отщипнула из чьей-то миски салат, отобрала у какого-то плечистого воина в тунике и наручах кусок мяса, прошла по столу и села напротив, справа от Хэль, прямо на стол. Сперва она подтянула левую ногу вверх, на стол, угодив сапогом в миску одного из корридиариев слева от неё, уронив его обед на пол. Потом же, поняв, что так всё же неудобно, устроилась нога на ногу. Ни один боец за столом не сказал ни слова по поводу её действий, продолжив кушать то, что было.
Откусив немного салата, она выбросила остатки через плечо.
- Кушай, зэленоглазка, - проворковала воровка саванн и, впившись зубами в кусок шефелины, продолжила с набитым ртом. - Чы это вафлужифа.
Хэль не обращала на неё внимание. Ей нравились татуировки, нравился наряд, но ей не нравилось, когда её отвлекают.
- Мэня завут Лархосмин, - прожевав, представилась воровка.
Хэль продолжала кушать.
- А её имя Гангрета, - вклинилась мама Церха.
Воровка покосилась на бабку.
- Ох, ох, Церха. Всё бэгаищь, лэчищь, кормишь. Нэ успела та крыворучка помирать от руки Гориаффа, как ты нашла сэбэ новую «дочу»?
Мама Церха сжала губы, потупила взор. Хэль глянула на неё, и сперва Гангрете показалось, что в сердце мамы вскипает гнев, но потом она увидела хрусталики в уголках глаз.
- Зачем ты так, Лара? - выдавила из себя Церха. - Ты же знаешь, Дии́ли...
Воровка сверкнула агатами глаз.
- Диили. Твоя дочь ушьла. И твоя помощь всё новым крыворучкам и даже таким умныцам, как наша выжившая послэ Грыдха, нэ вэрнёт Диили. Нэ сдэлает тэбя мамой снова.
Церха сжала кулаки. Хэль смотрела на неё. Мама... Её забота... Она именно потому так и зовётся здесь. Судьба жестока, как сердце Императрицы Линуэр. Грустно, что Церха ищет ту, что могла бы залечить её душу, и ищет здесь...
Воровка вновь обратила свой взор, преисполненный любопытства, на Гангрету.
- Мэня звать Лархосмин, - ещё раз представилась она, - но можешь звать мэня Крыса. Так короткее.
Хэль не ответила. Она ела. Доедала.
Лархосмин облизала перчатки в заклёпках, слизывая жир и масло, накапавшие с мяса молодого румака.
- У тэбя маэчка, как у нашэго Гориаффа. Это как, это почэму?
Хэль не собиралась отвечать.
- Этим эта шлюха марает силу и доблесть флота, - донеслось справа. Говорил тот огромный моряк. - Нацепила на свои плоские сиськи тельняшку и унижает моряков. Говорят, она капитан. Плоскогрудая шлюха она, которая бушприт от форштевня не отличит.
Хэль перестала есть, хотя кусок ещё остался. Глаза её блеснули, точно два кхатласса.
Лархосмин с интересом переводила взгляд с одного на другую.
- Вот как! Да-да, жэнщчина на кораблэ - к беде, помню, мнэ говорил одын матросик, которого я оставыла патом без портков.
Мама Церха с ненавистью в глазах смотрела на моряка.
- Но развэ, Гориафф, нэ может быть капытан и... капытанка?
Ирония в словах Лархосмин обливалась лёгкой струйкой яда.
Гориафф Капитан не унимался.
- Ничего. В ночь другую я заскочу к плоскогрудой шлюшке и помогу ей изучить морское дело, ха. Накормлю её своим форштевнем вдоволь. Если влезет.
Лархосмин прищурилась, улыбнулась, облизала заклёпки и вновь глянула на Хэль.
Мама Церха осторожно, дабы не задеть проклятую руку Гангреты, погладила её по голове.
Хэль взяла салатик.
Гориафф смеялся, а его приятели, недавно вступившие в ряды «Падших», вторили ему. Но лишь до того момента, как в лицо ему врезались скомканные листья салата. Он вздёрнул головой, но тощая рука безжалостно вмяла ему в физиономию еду, сдавила, размазала. Он зарычал от негодования, задёргался, и от того палец Хэль угодил ему в глаз.
- Накормлю тебя я сперва, мерьезе́лль, свежий салатик полезен для роста форштевня!
Гориафф начал сопротивляться. Унижение разгорелось яростью в душе. Хэль с ядовитым наслаждением вдавливала в лицо ему салат.