Будь это правая рука, пальцы стёрлись бы до кости. Но «ласкающая» конечность Хэль была странно крепкой, сломать соединения этих костей было невозможно. Сама Хэль ничего не чувствовала, пока её рука безжалостно пропахивала борозду вниз. Гангрета ощущала, что управляет движениями руки, но с рождения этой руки будто бы не было. Однажды в бытность Хэль под капитанством Байстульеттэ арбалетный болт вонзился в руку и застрял между двумя костями. Ни одну не пробил. Пиратка поняла это только после окончания, победы в абордажной битве. Тогда Хэль просто выдернула арбалетную стрелу, с хрустом и скрежетом, отчего самые матёрые головорезы Байстульеттэ нервно вздрогнули и заскрипели зубами. Рука не потеряла подвижность и вовсе не пострадала. И таких стрел, бьющих точно, но безрезультатно в белёсую кость, в жизни Гангреты было много. С детства шептались, что бог Орг Азан проклял её род. Именно тогда Хэль осознала, что этот мьерзэтте́ль - славный малый!
И всё же она не замедляла падение. Лишь падала красиво и необычно!
В голове промелькнула мысль: стоило ли того? Этот мешочек, этот звон. Выпрыгнуть из этих стен навстречу гибели...
Стоило! Хэль не умела жить в неволе. Ею пользовались, точно игрушкой, бессчётное количество раз, ей приходилось поступаться своими принципами, перешагивать через себя, вставать на колени и ублажать судьбу, пока она не предоставит шанс. Но лишь этот шанс мелькнёт, заблестит, точно хищный клинок кхатласса, Хэль тут же вскакивает и перерезает горло своей жестокой судьбе. Орг Азан дал ей странную силу, которую она порой ненавидела. Абордаж дал ей хитрость и жажду вольного ветра. А её любимый и ненавистный ею Ужас-под-Килем сотворил её истинной сукой!
Хруст, треск и удар! Пальцы зацепились! Хэль понесло вперёд. Она засмеялась!
Удар о стену прервал её ликование. Она попыталась отвернуться, дабы не лететь лбом в камни, и влетела щекой. Рот наполнился кровью, от привкуса даже поплохело.
А рука сорвалась.
И снова падение.
Вся жизнь её - беспросветное, как мгла над Лёсайлумом, падение. Рука уже не доставала. Гангрету закружило. Она вскрикнула.
Она рухнула на белотеловые плиты. Упала боком, прямо на «ласкающую» руку. Собственные острые чёрные когти, скоблившие стену, впились ей в бок. Она сдавленно захрипела, визг пытался прорваться, но не смог. Боль и кровь не дали. Скелетные пальцы вонзились в рёбра и прорвали не только тельняшку, но и кожу. А рёбра, в отличии от костяной руки, всё чувствовали и всё ещё болели. Падение было скучным, болезненным и... удачным.
Собственные пальцы в рёбрах - это не большая удача. Удача была в том, что весь удар пришёлся на руку, часть на колено, часть на бедро. Бедро болело страшно. Лоб лишь мельком шаркнул о камень, но ссадина была что надо. По виску текла кровь. Но ничего не сломалось. Ничего! Упади она на другой бок — живая рука вдребезги. На спину - прощайте ноги. Но она, зацепившись и прервав стремительное сближение с плитами, замедлила падение и упала правильно, получив раны. Но раны имеют свойство заживать.
Кашляя и вздрагивая, Хэль попыталась сесть. Боль пронзила бок. Снаружи жгли синяки, её собственные острые костяные пальцы терзали рёбра изнутри. Однако выдохнув и посмотрев внимательнее, Гангрета поняла, что сами рёбра целы, но в плоть пальцы впились капитально. Она набрала в грудь воздуха и... выдернула их из ран. Кровь заструилась. Хэль застонала, на глаза навернулись слёзы. Дыхание сбивалось.
Но медлить нельзя. Наверняка кто-нибудь да видел её весёлое представление. Вполне возможно, стража уже спешит за ней. Всё, что ей необходимо, при ней. Хэль дотронулась до увесистой округлости, выпирающей из-под тельняшки. Такая «прелесть» будоражила её сильнее, чем самая красивая грудь какой-нибудь дорогущей шлюхи будоражит Фелла в очередном элитном имперском борделе. Мять это не мягкое, но ценное новообразование хотелось до изнеможения.
Ей повезло, что мешочек не выпал. Всему виной плотно прижатые леггинсы и отменно зашитая тельняшка!
Ей показалось, она услышала шаги. Топот! Схватив портьеру, превозмогая боль, кряхтя и ругаясь на мерьялльском, она встала и поспешила прочь от места падения. Порванная занавеска в одночасье послужила накидкой, укрыв её от возможных посторонних глаз.
****
И вот улочки серебряного Уэрдэйна вновь встречают её, как годы и годы назад, бредущую вдоль широких дорог с тротуарами, мимо стройных домиков по обе стороны, мимо разбавляющих весь этот уют шумных таверн, магазинов, лавок. Торговый район (или иногда «квартал») то и дело заставляет её нырнуть в тень разношёрстных зданий, пряча от яркого, такого необыкновенного солнца Коргенты. Лучи силятся погладить капюшон и плащ-накидку, сменившие кусок рваной портьеры всего за каких-то два блэджевых уэра из мешочка. А мешочек спрятан всё там же.