Он облизнулся. И потянул руку.
В глазах Гангреты вспыхнул огонь. Тяни! Коснись! Потрогай!
Любопытство – это прелестная черта. Будучи гонимая отовсюду с детства, живущая с бабушкой вдали от города, в развалинах старого дома у подножья Гудящих гор, Гангрета привыкла к взглядам. Девочку сторонились и боялись, когда она приходила в Теввормитран, чьи разорённые стены почти касались гор. До него путь был близкий, но в нём самом Хэль всегда ждали испытания. Взгляды, полные ужаса и отвращения. Проклятия. Презрение. Она приходила обменять горные ягоды на рыбу, ибо Лёсайлум, возникший на руинах величайшего города герцогства Мерья́лль, продолжал традиции рыбного промысла Теввормитрана. Пытался продолжать. Иногда она приносила расписные платки, вытканные бабушкой, иногда даже накидки из шкур погибших от голода животных. Но всё, что она могла – это просить. Умолять. На неё смотрели, её изучали, испытывали отвращение, но боялись подходить. Боялись меняться с ней. Боялись её руки.
Часто любопытство затмевалось. Голод был сильнее, а мороз – злее. И с ней менялись.
А вот сейчас любопытство ей поможет, а не заставит чувствовать себя раздетой посреди площади, как в детстве из-за всех этих взглядов. Впрочем, она и так раздета.
«Коснись же, клянусь Ужасом-под-Килем!»
Пальцы южанина почти дотронулись до костяного предплечья…
- Отойдите, тюремщик!
Южанин остановился и резко оглянулся. Гангрета вперила взор в фигуру, явившуюся в помещение с дыбами.
В свете факелов, тускло освещавших темницу, стоял старец. Серебристый балахон с поставленным кверху воротником в виде тянущихся ввысь лучей мерцал таинственно и переливался. Седая борода струилась по груди. Брови были сдвинуты к переносице. Взор был орлиный, нос не большой, но острый. Серебристые глаза изучали. Старик опирался на посох со звездой на вершине. Его фигура точно мерцала порой, словно он находился не здесь, словно не частью этой грязной, уродливой новой для неё реальности он был, но Хэль могла поклясться Ужасом-под-Килем, что слышит его дыхание и шуршание балахона. Старик вдруг двинулся к ней.
- Мастер Уэлиус, - поклонился толстый южанин и пропустил его к дыбе.
Старик разглядывал уже Хэль, хотя ещё подходил.
Гангрета смотрела на него. Она узнала его. Он был первым, кто ворвался в Башню Лэйтуэр. Она тогда бросилась на него, но он одним взмахом заставил её собственное ожерелье из ракушек обмотаться вкруг её шеи и начать душить. Одним взмахом, ничего не произнося, он наслал что-то на её любимое украшение. Она схватилась за ракушки правой рукой тогда, но её обожгло, точно они стали раскалёнными углями. А вот лишь сжала она нить ожерелья своей проклятой левой… то тут же ей удалось сбросить с шеи эту удавку. В тот момент она увидела, как смотрит на неё старик. В его глазах читалось удивление, изумление. И некое понимание чего-то. В следующий миг она просто отпихнула его прочь, и помчалась к матросам, стоящим на шухере. Атаковать его оружием она не решилась.
Затем имперец-пленник в её руках, отступление с ним к побережью Странного моря, где спряталась в тени зарослей, в лагуне её «Дарла» и…
«Дарла»…
- Моё имя Уэлиус, - лишь сейчас, вернувшись из воспоминаний о происшедшем, Гангрета поняла, что старик подошёл к ней впритык. Ей стало не по себе. Голое тело ощущало его дыхание. Она не боялась его. Скорее, он её отвращал.
Его же взгляд, между тем, сверлил её руку. Он будто осматривал каждую косточку. Но осматривал он не так, как толстый тюремщик. Не любопытство то было. Знание. Будто он удивлён увидеть сие проклятье на теле Гангреты, но не удивлён жуткому образу самого проклятья.
- Я – главный звездочёт Империи Линуэр, девушка.
- Счи.. считай звёзды, иди, дедуля, - съязвила ему Хэль. Это было тяжело, но надо, надо говорить. Силы, где вы?
- Я лично занялся твоим делом, девочка, - продолжил главный звездочёт, - и оно очень стремительно приближает тебя к казни. Что ты делала в?..