– Пока нигде. Пришел в Лакшми и сразу к тебе.
– Поживи пока в монастыре, – предложил Тьянь-По. – Я представлю тебя ученикам. Расскажешь им притчи. У тебя хорошо получается. А я пока подумаю, как нам вскрыть тайник.
* * *
Несколько дней приятели почти не виделись. Тьянь-По действительно познакомил Конана со своими учениками – их было человек двадцать, почти все молодые, за исключением двух мужчин в возрасте и одного старика.
Все они жаждали просветления и добросовестно старались выполнять все указания своего учителя. Поэтому когда кхитаец, спрятав под тяжелыми веками смешливые искорки в узких глазах, велел им беспрекословно слушаться Конана-киммерийца, великого учителя, те лишь послушно поклонились.
Великий учитель из Киммерии построил будущих каллиграфов в шеренгу и прошелся перед строем взад-вперед. Он раздумывал. Ученики «ели» его глазами, готовые бежать и выполнять упражнения или садиться на землю и замирать в медитации.
Конан откашлялся.
– Каллиграфия имеет тесную связь с жизнью, – произнес он, стараясь сохранять кислое выражение лица, которое, по мнению киммерийца, должно быть свойственно великому учителю. – Мы рисуем не просто разные закорючки, которые на трезвую голову и не разберешь. Нет, мы создаем целые миры. Долгую жизнь и великую мудрость какого-нибудь философа можно вместить в несколько значков, и только посвященный разберет, что за чушь тут понаписана. Поэтому… -- Конан помолчал немного. Что бы еще такого сказать? И что «поэтому»? Он снова откашлялся. – Итак, притча. Жил один воин, который не владел искусством каллиграфии. Однажды ему встретился могучий, злобный… э… другой воин. Но поскольку наш воин хорошо владел мечом, то он превратил второго воина в мертвеца. Он сделал это мечом. Всем понятно?
– Учитель, – робко подал голос один из учеников, молодой, бритоголовый, смуглый человек с выпирающими скулами и торчащими ключицами. На нем была только набедренная повязка.
– Я слушаю тебя, – Конан подбоченился.
– Учитель, но какое отношение эта притча имеет к каллиграфии?
– К каллиграфии? – Конан подумал немного и вдруг его осенило. – А вот какое! Своим мечом он нарисовал на теле убитого иероглиф «мертвый дурак».
– А как пишется этот иероглиф? – снова спросил любознательный ученик.
– По-разному, – многозначительно ответствовал Конан. – А теперь пусть кто-нибудь из вас расскажет притчу, и все мы попробуем истолковать ее.
После того, как притчи закончились – а произошло это гораздо раньше, чем надеялся Конан, – все снова искательно воззрились на него.
Тогда Конан сказал:
– Ладно. Поучимся писать иероглифы собственной судьбы. Найдите себе длинные ровные палки. Я покажу, как фехтовать посохами.
По возвращении Тьянь-По с ужасом увидел, как его ученики лихо лупят друг друга палками, а киммериец расхаживает по краю тренировочной поляны и дает указания, не стесняясь при этом в выражениях.
Кхитаец громко хлопнул в ладоши. Состязание остановилось.
– Кому понравилось? – спросил Конан. Понравилось всем, даже старику. Тьянь-По поклонился Конану. Конан в ответ
вежливо поклонился Тьянь-По. Ученики благоговейно созерцали этот обмен любезностями.
Потом Тьянь-По велел всем отдыхать, а сам остался с Конаном наедине.
– Я переписал для тебя иероглифы и их истолкование. Возьми. – Он протянул киммерийцу листок. – Но что касается сундучка… По-моему, стоит обратиться за советом к опытному взломщику.
– Я, по-твоему, недостаточно опытен?
– По-моему, недостаточно, раз ты до сих пор не сообразил, как эта вещь открывается.
– Взломщики, в отличие от каллиграфов, – неприятные люди. Они непременно захотят себе долю, а под конец попытаются тебя надуть и захапать все.
– Конан, я не знаю, как открывается драконий сундук. Понимаешь? И ты не знаешь. Нужен взломщик.
– Завтра же найму глашатая. Пусть кричит по улицам Лакшми: «Конану-варвару, великому учителю из Киммерии, знатоку притч о каллиграфии, требуется квалифицированный взломщик!» Как ты думаешь, поможет?
– Валом повалят.
Конан дружески толкнул Тьянь-По кулаком в бок, от чего кхитаец покачнулся, и отправился восвояси. Маленький кхитаец проводил его глазами и весело покачал головой. Он до смешного напоминал сейчас фарфоровую статуэтку и, конечно, знал об этом.