Павел коротко взглянул на Виктора. Тот все так же бесстрастно слушал, ничем не выдавая своего отношения к словам Павла. Тот заволновался и быстро закончил:
– Отец подумал: а почему бы, пока программой не заинтересуется государство, не сделать так, чтобы спасались не случайные люди, а те, от кого, например, зависит будущее нации? Или даже мира? Представьте, что на такой обреченный поезд сел Эйнштейн? До того как написал свои гениальные работы. И погиб. А спасся какой-нибудь сантехник или… не знаю, библиотекарь, например.
– И базы данных, о которых упомянул Борис Львович, – это та самая элита нации? – Виктор задумчиво начертил на столешнице силуэт самолета, перечеркнул его и спросил: – А как же цифра? Двадцать процентов? Получается, в сумме будет больше? Те, кто сам, что-то предчувствуя, откажется от полета, плюс те, кого «Ангел» спасет из базы данных?
Павел отрицательно покачал головой:
– Это все выяснится, когда «Ангел» начнет работать. Но отец думает… думал, и я с ним согласен, что цифра останется той же.
– Ладно, суть я понял. А базы данных вы уже составили?
Начлаб и Павел в знак согласия кивнули.
– Пока только по Москве и Подмосковью. – Начлаб, до этого сидевший в растерянности, очнулся и подключился к переговорам. Павел перевел дух.
– То есть в сухом остатке, – хмурясь, проговорил Виктор, – пока программа не докажет свою состоятельность, вы будете спасать цвет нации из двадцати процентов, а человеческий мусор в оставшихся восьмидесяти пусть гибнет на обреченных рейсах? Помню, твой отец говорил, что они нужны лишь для репродукции. М-да. Попахивает нацизмом.
– Сейчас вообще никто ничего не делает. И никого не спасает, – Павел с вызовом посмотрел на Виктора. – Нужно же с чего-то начинать.
– А как будете решать, кого спасать «Ангелом», а кто пусть сам спасается?
– По величине ай-кью. – Павел внутренне сжался, предвидя реакцию телохранителей.
Сотрудник РОбТ рядом с Виктором громко хмыкнул. Виктор посмотрел на него, улыбнулся и заключил:
– Зато нас с тобой признают годными для репродукции.
Оба захохотали. Отсмеявшись, Виктор обратился к начлабу:
– У вас будут проблемы из-за деления людей на двадцать и восемьдесят. Журналюги поднимут хай!
– А никто не собирается журналистам выкладывать информацию… – Начлаб осекся, вспомнив про Володю, и посмотрел на закрытые двери кабинета.
– Вот-вот. Думается, ваш Володя за денежку сливает инфу обо всех проектах лаборатории знакомому журналисту. – Виктор невесело улыбнулся. – Нам нужно позаботиться о сохранности информации.
– Нам? – уточнил начлаб.
Павел с облегчением выдохнул и почувствовал острую благодарность к коротышке-телохранителю. А ведь после обвинения отца в нацизме Виктор стал для него чуть ли не врагом.
– Нам. Мы в деле, – кивнул Виктор. – Вот контакты наших юристов.
Виктор выложил на стол две визитки.
– Пусть ваши юристы свяжутся с нашими и начинают готовить контракт.
– Подождите, – Павел остановил начавшего подниматься Виктора. – Ваши рейсы – это частные самолеты, информации о них в соцсетях не будет, баз данных тоже, как «Ангел» вам поможет?
– В корень смотришь. – Виктор хитро прищурился. – Разработаете со временем программу и для частных самолетов. А вообще, мы с клиентами летаем на разных рейсах. И жить все хотят.
Глава 3. Лиза
В большой захламленной книгами и старыми семейными фотографиями профессорской квартире звучали аккорды ноктюрна Шопена и гулял сквозняк. На кухне, объединенной с гостиной с помощью новомодной арки, была настежь открыта балконная дверь, теплый ветер с улицы раздувал легкие шторы брусничного цвета.
Лиза варила бабушке кофе. Бабушка не признавала смесей, только робуста, только свежемолотый и обжаренный не позже одного месяца назад. Она покупала такой в интернет-магазине «Торрефакто». И пила без молока, но с сахаром.
На кофейной поверхности в турке появились пузырьки. Они все увеличивались, увеличивались, пока не вспухли непрозрачной шоколадной пенкой. Лиза сняла с огня турку, поставила на крошечный поднос, на котором уже были сахарница и чашка с блюдцем, и понесла все в кабинет бабушки.
Елена Александровна, профессор математики, бывший преподаватель академии, что-то писала, сидя за большим письменным столом.
Бабушка и внучка были похожи, только у Лизы на плече лежала толстая русая коса, а седые волосы бабушки украшала удлиненная стрижка с асимметричной челкой. А глаза, серо-голубые, форма носа и губ повторялись, как у матери и дочери. И осанка. Осанка была та же. Бабушка с детства заставляла Лизу делать упражнения для укрепления мышц спины. И теперь, несмотря на маленький рост, Лиза выглядела стройной и нравилась себе, когда мельком оглядывала свою фигуру в зеркале. Еще у Лизы были ямочки на щеках, а у бабушки нет. Ямочки достались Лизе от отца. Наверное. Потому что отца Лиза не помнила. Зато помнила деда. Он умер, когда Лизе было одиннадцать. Он тоже был профессором. И считал, что девушке нужны мозги, а не осанка. Поэтому, определив, что Лиза с раннего детства проявляет особые способности к запоминанию, занимался с ней по методике тренировки памяти знаменитого Соломона Шерешевского. Сейчас Лиза легко запоминала огромные объемы информации. К ЕГЭ вообще не готовилась. Сдала сразу с высшим результатом. В МГУ на исторический тоже поступила легко в 16 лет. Экзамены и зачеты на первом курсе даже не заметила, половина была проставлена «автоматом». Запоминала легко, с первого раза, а забывать ненужное и уже отработанное иногда не получалось. Не успел дед научить этому, не довел дело до конца. Умер. Когда Лиза подросла, пыталась сама разобраться в мемуарах Шерешевского, который разрабатывал собственные способы «забывания информации», но они ей мало помогали.