— Китае-американец или американо-китаец, а? — рассмеялся Чак. — Так, значит?
— Мы не сможем долго тут протянуть, — ответил я.
Ручей около домика почти пересох после того, как в горах растаял последний снег. От него осталась лишь полоса грязи. А чтобы набрать чистой воды, нужно было дойти до реки, которая текла в нескольких километрах от нас и на триста метров ниже уровнем по высоте.
У Чака был йод, которым мы могли обеззаразить воду, но он закончился, и нам оставалось только кипятить её. Но вскипятить достаточное количество было непросто, и мы пили порой сырую воду, и, как следствие, страдали от диареи. С каждым днём мы слабели и приближались к голодной смерти.
Проверив снасти и ловушки, и не найдя ничего, мы набрали воду в бутылки, положили их в рюкзаки и сели на берегу около короткого отрезка порогов. Нужно было немного отдохнуть, прежде чем отправляться обратно вверх по склону горы. С пустыми руками.
— Как твоё самочувствие? — спросил, наконец, Чак. Вода в реке успокаивающе шумела.
— Хорошо, — соврал я.
Я плохо себя чувствовал, но, наконец, оставил добровольное затворничество.
— Голоден?
— Да не особо, — снова соврал я.
— Помнишь тот день, как раз перед тем, как всё началось, когда я пришёл к тебе на обед?
Я смотрел на тот берег, на голые деревья, перебирая в голове воспоминания последних месяцев. Нью-Йорк казался каким-то фильмом, вымышленным городом, существовавшим лишь в моём воображении. Реальный мир был здесь, мир боли и голода, страха и сомнений.
— Я тогда спал вместе с Люком?
— Ага.
— А ты принёс картошку-фри и фуа-гра?
— Точно.
Мы молча вспоминали блестящие ломтики жирной печени, заново переживали её вкус.
Я сжал челюсти и ощутил боль в зубах. Я открыл рот и тронул зубы пальцем. Они качались, а на пальце, когда я его вытащил, была кровь.
— Знаешь что?
— Что?
— По-моему, у меня цинга.
Чак усмехнулся.
— И у меня. Не хотел никому говорить. Наступит весна, глядишь, найдём каких-нибудь фруктов.
— У тебя на любой случай есть план?
— Ага.
В разговоре снова возникла пауза.
— У меня, похоже, паразиты, — со вздохом сказал Чак. Паразиты: длинные безглазые извивающиеся черви, живущие внутри нас. Меня пробрала дрожь.
— С чего ты взял? — спросил я, боясь услышать ответ.
— Пошёл вчера в лесу в туалет… — он смолк и опустил взгляд на землю. — Детали тебе ни к чему. Наверное, из-за беличьего мяса.
Мы посидели ещё немного.
— Прости за то, что остался с нами, Чак. Тебе надо было раньше сюда ехать. У тебя всё было готово, а из-за меня всё наперекосяк вышло.
— Не говори так. Вы наша семья. Мы должны быть вместе.
— Ты мог бы уже быть где-нибудь далеко на западе. Наверняка, там — ещё Америка.
Меня перебил стон Чака. Я посмотрел на него — он держался за руку.
— Ты в порядке? — спросил я. — В чём дело?
Он с грустью улыбнулся и, поморщившись, вытащил руку из перевязи. Он всё время прятал её. Теперь я понял почему: она распухла, и хуже того, почернела, словно Чак измазался в чём-то…
— Заражение. Видимо, вместе с дробью что-то попало под кожу и угодило в сломанные кости.
Его перелом за это время так и не сросся. Он через силу поднял руку. Она была раза в три больше, чем правая, и под тонкой кожей чернели страшные полосы, поднимающиеся вверх по руке.
— Началось всего пару дней назад, но такими темпами долго ждать не придётся.
— Может, мы найдём в лесу пчелиное гнездо?
Я прочитал в приложении по выживанию, что мёд — хороший антибиотик. Чак ничего не ответил, и на этот раз тишина затянулась. По небу над нами проплывали белые облака.
— Тебе придётся ампутировать мне руку. По плечо.
Я следил взглядом за летящим орлом.
— Я не могу, Чак. Господи, да я понятия не…
Он крепко схватил меня.
— Придётся, Майк. Инфекция распространяется. И если доберётся до сердца, она меня убьёт.
По моему лицу потекли слёзы.
— Но как?
— В подвале есть ножовка, она возьмёт кость…
— Эта ржавая хрень? Да у тебя второе заражение начнётся. Она тебя убьёт.
— Да я и так умру, — прокричал он и расхохотался, отвернувшись от меня.
Орёл далеко в небе делал круг за кругом.
— Позаботься за меня об Элларозе и о Сьюзи. Постарайся. Обещаешь?
— Ты не умрёшь, Чак.
— Обещай, что позаботишься о них.
Орёл превратился в размытое пятнышко — у меня выступили слёзы.
— Обещаю.
Задержав дыхание, он сунул руку обратно в перевязь.
— Ладно, хватит, — сказал он и поднялся. Река журчала и бурлила. — Пошли обратно.