Взглянув в иллюминатор, чтобы удостовериться, что самолёт не разворачивается, он увидел лишь серую пелену.
Алексей нажал на кнопку вызова стюардессы. Спустя минуту та же брюнетка – он хотя и разглядел её имя на бейдже, но выговорить его всё равно не смог бы – подошла с настолько безразличным видом, что это превратило подозрения Якобсона в полную уверенность.
Алекс решил брать быка за рога:
– Я хотел попросить связать меня с экипажем. Или офицером безопасности.
– Я – член экипажа, отвечающий за безопасность. Слушаю вас.
– Скажите, я правильно понимаю, меня разыскивают?
– Извините, этого я не знаю. У вас есть что-то запрещённое к провозу? Тогда можете сообщить это через меня.
Якобсон попытался улыбнуться:
– Нет-нет, не запрещённое. Просто вы так на меня посмотрели…
На этот раз стюардесса взглянула на него с искренним удивлением:
– Если вас что-то не устраивает, от имени авиакомпании приношу вам свои извинения, но как к нашему пассажиру у меня к вам никаких претензий нет.
«Ага, а то, что у меня чужая виза, тебя не смущает» – ехидно подумал про себя Алекс, но вслух сказал другое:
– Знаете у меня будет просьба. Я лечу работать в САСШ, в… полиции. Должность невысокая, но в России кое-кто может держать на меня зуб. У меня огромная просьба, вы могли бы организовать мою встречу силами полиции? Или хотя бы охраной аэропорта. Если нужно, я могу перед посадкой устроить драку, чтобы был формальный повод арестовать меня. Хочу, чтобы вы поняли, что для меня всё это вполне серьёзно. И я не ищу политического убежища, просто опасаюсь за свою жизнь. Если думаете, что я параноик, можете вызвать заодно и санитаров со смирительными рубашками.
Стюардесса замялась:
– Я передам ваши слова наземной службе. А насчёт драки, – она покосилась на соседа Якобсона, который под буклетом уже начал храпеть, – я всё же не советую.
Видно было, что словам Якобсона она не удивилась.
Следующие три часа полёта прошли спокойно – для всех, кроме самого Якобсона. Его сосед пару раз просыпался. Один раз это случилось, когда Якобсон вышел в туалет: сосед, кряхтя, и ворча что-то невнятное, пошёл за ним и всё время, пока Якобсон справлял свои дела, сопел под дверью. Вернувшись, сосед вызвал стюардессу, сиплым голосом попросил стакан кофе и вновь задремал, так и не отпив ни глотка.
Второй раз сосед проснулся уже незадолго до приземления. Словно только что заметив Якобсона, он наклонился к Алексею и неожиданно ясным голосом произнёс:
– СБ ФС, капитан Краснов. Господин Якобсон, выходим из самолёта вместе, спокойно. Два часа ждём в аэропорту. Если я не получаю дальнейших указаний, можете отправляться по своим делам.
Якобсон почувствовал слабость, голос Краснова доносился откуда-то издалека. Через секунду Якобсон потерял сознание. Самолёт начал снижение.
После приземления все, кроме Алексея и его конвоира, разошлись из пассажирской капсулы в разные стороны. Краснов провёл пленника по длинному коридору, оканчивающемуся приличных размеров комнатой, где стояли только две скамейки. Красноречивым жестом Краснов указал на одну из них. Медленно потянулись минуты. Изредка вдали – за решёткой, которая отделяла зал от коридора – мелькал какой-то человек в форме, поглядывал на офицера ФС и тут же исчезал вновь. Спустя двадцать минут ожидания у Краснова зазвонил телефон. Голосом, не предвещавшим ничего хорошего – на самом деле, самым обычным, но Якобсон готов был видеть дурные предзнаменования везде, – офицер сообщил, что они возвращаются в Россию.
То, что происходило следующие десять минут, Якобсон очень не любил вспоминать впоследствии. Он плакал, падал на колени перед этим человеком, который, казалось ему, олицетворял правосудие и кару. Размазывая по лицу сопли, пытался целовать тёмно-коричневые кожаные ботинки. Тот отступал в смущении, однако ни разу не выпустил Якобсона из хватки своего цепкого взгляда. Алексей умолял сжалиться над ним, отпустить его – и, хотя он понимал, что своим поведением лишь укрепляет любые подозрения, поделать с собой ничего не мог.