Венко спокоен.
Тогда я убиваю себя. Я знаю, что должен убить себя из-за человека, сидящего в кресле и роющегося в бумагах. Если я не убью себя, он придёт за мной. Венко говорит. Он говорит мне, но слова ускользают. Я знаю, что он придёт за мной. Я верю в него.
Человек, называющийся Венко Тондриным, потратил несколько минут на то, чтобы найти на терминале план здания. На миг остановил взгляд на помещениях, обозначенных как «медицинские боксы». Он не уверен, что это то, что нужно.
Венко встаёт из-за стола. Я его не вижу, но я знаю это. Он спокоен. Он не слышит того, что слышу я: за дверью сдержанное дыхание смерти. Там двое. Венко спокоен. Он тоже знает. Те двое стреляют сквозь дверь в место, где стоит Венко. У них современное оружие, с коррекцией полёта пули после выстрела. Они промахиваются раз за разом. Пули летят мимо Венко (это сделал другой человек: друг. Больше некому. Что такое очки? Это то, что человек в очках надевает на лицо без очков. Но как его зовут?). Венко спокоен. Он ждёт. Первый из притаившихся за дверью заходит в комнату. Он расслаблен. Я слышу его дыхание: мой слух намного острее, чем у Венко. Венко спокоен. Он стреляет в вошедшего, и пуля попадает прямо в сердце. Второй вбегает следом, и Венко набрасывает ему на лысину пакет. Один судорожный вдох – нападавший спит. Тогда Венко задаёт ему вопрос. Он задаёт ему вопрос десять раз, сто, тысячу. Вопрос содержит моё имя, и это вновь пробуждает кошмар. Я убиваю себя. Я убиваю себя, чтобы забыть имя – и мне это удаётся. Но я всё равно понимаю, что Венко спрашивает, где я. Спящий не знает. Тогда Венко задаёт вопрос снова. Вновь приходят звуки, на этот раз с помехами: те, другие хрипят, пытясь заглушить меня, боятся, они стреляют, но я знаю, что Венко сильнее. Они окружили его, он стреляет. Люди с лысыми головами вокруг. Он стреляет в лысины. Его пули отскакивают от блестящих, лоснящихся лысин. Наконец он стреляет ниже лысин, и они затихают. Мне трудно сосредоточиться, но на слух считаю их. Двое. Эти двое. Было ещё несколько лысых. Не помню, сколько. Я понимаю, что лысые – это не те. Я хочу сообщить Венко, что те намного опаснее, но Венко дышит ровно: он спокоен. Венко заходит в пустую комнату и видит аппаратуру и бумаги на столе, он изучает их и понимает, что я был здесь, но теперь меня здесь нет. Он растерян. Он смотрит на дверь: должно быть, ему приходит в голову, что это какая-то ловушка. Он идёт по коридору.
Из-за двери слышны звуки. Играет музыка. Из музыки доносятся выстрелы. От звука выстрела до того, как пуля попадёт в цель, проходит очень мало (0,000094 с) времени. Мне этого времени хватает, чтобы понять: пули летят прямо в Венко. Венко чувствует тепло и боль: он сильнее. Он знает. Но Венко ранен. Летят новые пули, Венко стреляет, прислонившись к косяку. Вслед за пулями в дверном проёме показывается лысина. Венко с силой опускает на неё пистолет, лысина уползает в кровавую лужу. Левая рука не действует, пульс зашкаливает, но его жизни пока ничто не угрожает – ничто, кроме лысых. Он вытаскивает из кармана запасной магазин, перехватывает его зубами, одной рукой вытряхивает пустой из пистолета. Стоит ли то, что он затеял, его жизни? Он заглядывает в дверь, и пули проходят в миллиметре от него: я слышу свист. Это уже не лысые. Это те, другие: дыхания не слышно, они несут смерть. Я кричу на них – на других, мой крик исполнен злобы и бессилия, – и они внезапно замолкают. Коридор пуст. В конце его – я этого не вижу, но видит Венко и знаю я, – в конце его стоит отключённый автоматический пулемёт. Венко замирает. Он волнуется. Он чувствует смерть.
Венко идёт в туалет, чтобы замотать полотенцем поражённое место. В момент, когда он проходит мимо зеркала, я хочу отключиться: я понимаю, что невольно предал его. Но любопытство пересиливает. Я вижу до боли знакомое лицо, однако, как ни пытаюсь, не могу вспомнить (друг… он мог бы помочь?). Я вдруг поражаюсь мудрости этих людей: стоит Венко отойти от зеркала – и я не могу вспомнить его лица. Я не могу предать его. Венко вновь подходит к зеркалу и, словно кривляясь, широко раскрывая рот, начинает говорить. Он хочет, чтобы я по губам прочёл его послание, но я не могу: стоит мне понять очередное слово, как оно тут же исчезает из памяти. Я хочу помочь ему, но я нем. Самое страшное, я понимаю, чего он хочет от меня – но в тот момент, когда я готов, я забываю об этом. Тысячи раз. Пока он говорит одно слово, я тысячи раз успеваю понять его и тут же забыть об этом. Вдруг у меня получается. Но к этому моменту я забываю, что именно. И Венко показывает мне: сначала человека, лежащего у его ног, а потом я вижу изображение из моих кошмаров. Их отличает лысина. Венко идёт ко мне. Он спокоен. Пульс частый, но ровный. Мой слух намного тоньше, чем у него, и я слышу, как лысые люди в панике покидают здание. Но не все: те, кто с оружием, остаются. Поэтому Венко не идёт к выходу: он догадывается. Он крепит заряд к стене и прячется за стеной. Взрыв.