Все это еще больше не понравилось Антону, и он твердо дал себе зарок, что в этом доме он спать точно не будет.
На первом этаже еще немножко покряхтел шаман, а потом вдруг донеслись тихие нежные звуки. Емелех тихо перебирал струны гуслей. Пальцы едва касались струн, этакие порхающие бабочки.
Антон увидел их. Цветное облачко вилось над зеленым лугом. Спецназовец лежал навзничь на траве, покусывая зубами травинку.
"Однако заснул", — понял он. — "А бабочки как на Земле". Просыпаться отчаянно не хотелось, но спецназовец всей кожей вдруг почувствовал, что если сейчас не проснется, то не проснется никогда.
Он дернулся, но сон был словно кисель — тягучий, прилипчивый, он не хотел отпускать. Одновременно, что-то темное развевающееся парило над ним, опускаясь все ниже. Антон почувствовал удушье, и сердце его начало замирать. Он с изумление понял, что умирает. Умирает не как другие киборги Фалкона, а как удушенный взрослым кобелем котенок.
Внезапно в голове словно открылась дверь, и чей-то голос приказал, не громко так, но таким тоном, что нельзя было не подчиниться:
— Встань!
От этого негромкого голоса, не похожего на другие, по телу словно воткнулись тысячи иголок, заставляя вскипать уже останавливающуюся кровь, и Антон выдернулся из сна, словно зверь уже угодивший в капкан, но которому повезло вырваться.
Он очнулся в знакомой каморке под звук богатырского храпа Волобуева и увидел склонившуюся и протягивающую к нему руки фигуру Емелеха. Антон рывком оказался на ногах. Шаман отдернул руки от спящего.
— Не спите? — Свистящим шепотом осведомился Емелех, глаза его горели в темноте красным.
— Не спим, — грубо ответил Антон. — Шел бы ты отсюда, дядя.
— Спите, сынки, — кивнул головой Емелех. — Не буду вам мешать.
Он снова вышел за дверь и будто в вакуум канул. Ни единого звука не донеслось снаружи, кроме тонкого, на грани слышимости, писка.
Антон не стал ложиться, минул мирно храпящего Волобуева (вот ведь спит, хоть глотку режь, только не буди!) и рывком распахнул дверь. За ней было пусто.
Ржавая лестница круто уходила вниз, погруженная в чернильную темноту.
Антон неслышно спустился и проделал это не менее ловко, чем проклятый шаман.
Куцый и конь дрыхли в обнимку, на мониторе искина светились одни пунктиры, указывая на то, что тот полностью отключился, и идет релаксация.
Старика нигде не было. Антон подумал, что тот вышел на улицу, но потом увидел открытый люк подпола.
В подвал вела вертикальная железная лестница с острыми, словно бритва перекладинами. Антон взял со стола тускло светящую керосиновую лампу и начал спускаться.
Лестница оказалась короткой, метра два, но когда спецназовец ступил на земляной пол, ему показалось, что он попал в другой мир. Подвал был просторнее даже, чем комната наверху. Вполне вероятно, он простирался под землей гораздо дальше забора.
Слабый свет лампы освещал длинные стеллажи, уставленные бутылями с неким раствором, покрытыми толстым слоем пыли. Во многих бутылях плавали неразличимые в этой мути предметы.
Спецназовец взял одну бутыль и, с силой протерев пыль, взболтал. В растворе, словно черви всплыли разбухшие белые пальцы, и он поспешил вернуть страшную находку на место.
Он углубился между полками и здесь неожиданно наткнулся на платяной шкаф.
В верхнем отделении аккуратно стояли книги, многие с торчащими закладками, захватанные толстыми грязными пальцами. Зато в нижнем отделении лежала небрежно сброшенная монашечья сутана.
— Нашел-таки, — скрипучий голос заставил его обернуться.
Емелех стоял у подножия лестницы, сжимая в руках огромный топорище с двумя отточенными широкими лезвиями, развернутыми наподобие зловещей бабочки.
Спецназовец поднялся.
— Здорово, веселый монах. Чего же ты не смеешься?
— А мы сейчас вместе посмеемся, — пообещал Емелех по обыкновению без тени улыбки. — Сейчас отрублю у тебя пальчики да засолю в кадке. Очень я это дело уважаю.
— Похоже, ты сегодня уснешь голодным.
Внезапно дом содрогнулся, словно живой и с потолка посыпался всякий мусор.
Потом в голос закричал Волобуев, как если бы столкнулся не только с чем-то смертельно опасным, но и непонятным, а может, и ужасным. В голосе было изумление, совершенно богатырю не свойственное.
Антон так этому удивился, что прозевал начало атаки, ухватив лишь конец, когда Емелех уже нанес удар. Вообще-то холодного оружия спецназовец не опасался. Он сразу ушел в сторону, пропуская мимо блестящее лезвие, и дал пинка в голову Емелеху.
Удар почти опрокинул монаха навзничь, но тот, вопреки законам гравитации, вдруг выпрямился и снова оказался на ногах. При этом над ним возник и сразу исчез слабосветящийся нимб.
— Однако и святые нынче пошли, — поразился Антон.
— Заткнись, — проговорил Емелех. — Не богохульствуй.
Он ударил слева, потом справа, смахивая со стеллажей посуду, вместо того чтобы точно также смахнуть спецназовцу голову.
— Ловкий ты, воин, — уважительно сказал Емелех. — Посмотрим, вкусный ли.
Это походило на нескончаемый нелогичный кошмар.
Уворачиваться от разящих ударов становилось все трудней. Емелех сменил тактику и тыкал топором, увенчанным почти полуметровым острием, словно шпагой.
Антон укрывался за стеллажами и ронял их на Емелеха, но ни разу не попал, тот уворачивался от них с немыслимой для его комплекции скоростью. При этом всякий раз за его спиной возникало непонятное свечение.
У самого платяного шкафа Антон споткнулся (или сделал вид, что споткнулся, он уже и сам не понимал, что делает специально, а что нет). Емелех с торжествующим криком бросился к нему и махнул топором.
Антон упал на спину, наблюдая, как лезвие стремительно приближается к его лицу.
Когда оставалось сантиметров двадцать, спецназовец выдвинул ящик шкафа, лезвие повстречалось с ним и намертво завязло.
Емелех дернулся, но лезвие не поддалось. Одним движение Антон оказался на ногах, другим-вырвал застрявший топор. Так как Емелех продолжал цепляться за топорище, он сначала сделал вид, что тянет топор на себя, потом, когда шаман изо всех сил уперся, резко изменил направление движения и саданул его рукоятью под ребра, словно штыком и отшвырнул прочь.
Емелех пролетел до ближайшего стеллажа и повалился вместе с ним в фонтане разбитого стекла и брызгах спирта. Антон замахнулся топором, увидел выпученные в ужасе глаза.
— Я не монах! — Истерично закричал Емелех. — Это все он!
Он скинул халат со спины, открывая взгляду прилипшего к телу огромного, не менее полуметра в длину, омерзительного москита.
Тот шевелился, поводя хоботом из стороны в стороны и перебирая тонкими ножками, вонзившимися глубоко в кожу жертвы. Спина Емелеха являли собой одну сплошную рану. Сложенные крылья твари напоминающими сутану из черного бархата.
Пораженный открывшимся зрелищем, Антон промедлил, не зная куда бить, чем тварь сразу воспользовалась. Москит распахнул свои полупрозрачные крылья и быстро поволок Емелеха между стеллажами, колотя его обо все углы.
Спецназовец бросился следом, но тварь быстро нырнула в незамеченный им ранее земляной колодец. Заглянув туда, Антон разглядел разрозненное многочисленное движение. Целое москитное гнездо. И очень голодное. Это стало понятно, когда твари набросились на голосящего Емелеха и стали жадно рвать на куски.
Но ему некогда было с этим разбираться, потому что Волобуев орал все отчаяннее.
Судя по этим крикам, силачу приходилось совсем не сладко, и Антон бросился ему на выручку.
Куцый и Иван забились в угол на первом этаже, а Волобуев, не переставая орал на втором. Антон крикнул им, чтобы бежали на улицу, и бросился наверх.
Он взбежал по лестнице и пинком распахнул дверь. Одного взгляда хватило, чтобы понять, что с самой комнатой что-то происходит. Ее плющило и все не могло расплющить. Потолок то опускался, то вновь поднимался, как-будто ему что-то мешало слиться с полом. Или кто-то.