— К черту! Немедленно увольняю эту крестьянскую дурочку. И как ей только в голову такое могло прийти?
— А впрочем? Это что же получается? Она, что? Приняла его за настоящий и пыталась им насладиться?
Тщеславие профессора было удовлетворено, и он решил поступить с этой дурочкой мягче. Но сначала ему надо было обязательно у нее все разузнать, выслушать ее мнение и впечатления. Поэтому он с трудом дождался ее прихода на следующее утро и как всегда, не здороваясь, прокричал ей в коридор, что уедет на пару часов по делам и будет только к обеду.
Мария с волнением предвкушала исполнение задуманного ей плана и с облегчением выслушала сообщение профессора об отъезде.
— Ну, наконец-то! — С облегчением прошептала она, услышав звук отъезжающей машины профессора.
Если бы не эта находка, то она вряд ли бы на такое осмелилась. Вот уже несколько месяцев она жила в городе и перебивалась случайными заработками. Она снимала комнату у старенькой и доброй женщины, которой даже и в голову не могло прийти, что ее квартирантка все время одна и так истязает, распаляет себя вечерами. А что могла поделать Мария?
Глава 6. Привычка
Привычка, играться с собой на ночь так прочно вошла в ее обиход, девушки сироты, что она уже не могла ни одной ночи уснуть спокойно, если ее ручки не доводили тело до финальной стадии. Этому она научилась в доме своего дяди, куда на лето ее отправляла каждый раз, ее приемная мать. Дядя был добрым и очень ласковым. Она помогала ему по хозяйству, а вечерами он усаживал ее к себе на колени, что-то рассказывал и гладил. Она очень хорошо запомнила эти его теплые и нежные руки. Однажды, когда она в очередной раз приехала к нему и помогала по хозяйству, дядя оторвался от работы и долго смотрел на нее. Она даже смутилась.
— А ты, Мари уже стала взрослой — как-то с волнением в голосе произнес он.
— Ты все больше походишь на свою мать, мою сестру. Мою единственную и любимую — а потом он сделал долгую паузу и добавил. — Мою самую, самую.
Эта его фраза потом весь день не давала ей покоя.
— Почему он так о маме? Почему единственную? Ведь Мария знала, что у мамы еще были сестры.
Все эти его фразы были ей не понятны и вечером, за ужином, она бесхитростная душа, спросила его об этом. Дядя уже давно не сажал ее к себе на колени, а тут попросил присесть. Марии уже шел тринадцатый год, и она выросла настолько, что сразу же придавила его колени тяжестью своего налитого тела. Пока дядя говорил ей о маме и о том, как они вместе игрались и дружили, его рука постоянно двигалась по ее телу. Она блаженствовала. Она просто исходилась вся от его прикосновений и нежных поглаживаний. Особенно от тех, которые приходились на ее открытую шею и плечи. Поглаживая, он стал говорить о том, что она очень похожа на маму и у нее такие же плечи, руки, шея. Его сравнения сопровождались нежными поглаживаниями тех частей на ее теле, о которых он рассказывал ей. От его спокойного и ровного голоса, мягких касаний и движения пальцев по коже у нее внутри, словно все разгоралось в наслаждении и опускалось к низу ее тела. Она впервые ощутила эти волнительные ощущения, что отзывались внизу. До сих пор она никакого внимания не обращала на себя и свое тело. А тут? Ей хотелось еще и еще слушать эти красивые сравнения, ласковые определения частям ее тела и бесконечно наслаждаться касаниями рук дяди. Ей показалось мгновением, те минуты, которые она провела на его коленях. Наконец дядя попросил ее слезть с его коленей, так как у него затекли ноги. Она неохотно оторвалась от этого приятного сидения.
В тот вечер она долго не могла уснуть и, несмотря на усталость, все пыталась вспомнить нежные руки и его поглаживания. Этих ощущений ей недоставало.
Поправляя подушку, она случайно приложила свою руку на шею. Ощущения были приятными, хотя и не такими острыми. Тогда она повернула ладонь и кончиками ногтей осторожно провела дорожку по шее. Очень приятно! Она опять и опять повторяла эти поглаживания и сама не заметила, как ее рука перешла с шеи на грудь. Длинная ночная рубашка была вся в сборках и почти полностью закрывала ее тело, и только самая верхняя часть обеих грудей выступали открытыми участками. Получив от их поглаживания сказочное удовольствие, она не смогла удержаться и дрожащими пальцами развязала шнурок на сборке, приоткрыв ворот ночной рубашки.
Она вспомнила, как в ту ночь не могла сомкнуть глаз и все гладила и сжимала мягкие и нежные ткани груди, как игралась своими нежными и маленьким сосками. Уснула только под самое утро, когда в комнате появился слабый отсвет рассвета. На ее счастье, дядя уезжал на весь день по делам и зашел в комнату проститься. Она запомнила его взгляд и загадочную улыбку. Он вышел и спускался, гремя по лестнице тяжелыми шагами, и глянув на себя, поняла, что встретила его в постели с растерзанной и задранной ночнушке. Ей так стало стыдно, что она укрылась от обиды и жалости к себе самой с головой. Лежа под мягкой периной, а именно под ними спали все жители деревни, она услышала звуки отъезжающей брички дяди.