Он терпеливо все мне объясняет и даже вместе со мной очень приятно касается там, внизу моего тела и объясняет, откуда все это выходит, и как надо пальчиками себе помогать, когда присаживаешься. При этом он так меня интригует своими пояснениями и так приятно касается там чего-то. А еще у меня там такое нежное и чувствительное местечко, что мне не хочется даже отрывать от него свои пальцы. Это место волнует меня, заставляет ощущать совсем по-другому, чем раньше, когда я была бесполым существом. И это местечко оно такое, такое! Это его творение, это его волшебство!
Мне нестерпимо хочется видеть это волшебство. Я ищу его глазами и вижу, как он слегка взволнован моими поисками в собственном теле.
— Идем, детка, я положу тебя, и ты все прекрасно рассмотришь. — Говорит он, явно взволнованно.
Он берет мою руку, и я чувствую непреодолимую силу его притяжения. Ведет меня за собой в следующую комнату, где красуется прекрасная двуспальная кровать. Интересно, где же он такую необыкновенно красивую вещь достал? Ведь это же подлинная редкость.
Я осторожно присаживаюсь с края на мягкую и теплую ткань белоснежного покрывала. Что же дальше? Я все еще не могу понять. Что же я должна делать дальше? Теперь я вижу, как он спешит мне на помощь и в руках у него пока не понятные для меня предметы. Он подталкивает слегка мои ноги и просит улечься на спину и дальше не постель. Я послушна. Все делаю, как он просит. Лежу на спине, жду его пожеланий.
— Расслабься, детка, приподними и прижми к животу колени. Хорошо. А теперь, широко разведи их в стороны. Нет, не так. Удерживай на весу и отведи в стороны. Вот так, хорошо. Сейчас я тебе покажу, что у тебя за местечко там, между твоих ножек. Вот смотри.
Он разворачивает и удерживает в руках тонкий и почти невесомый экран, на котором я уже отчетливо вижу собственное отражение. Я вижу свое тело, опрокинутое на спину и то, что он мне так старается показать. Я сама заинтересовалась этим. Что это? Как это место во мне называется? Оно причудливо и я ощущаю волнение от того, что я и он на это место смотрим.
— Вот это называются губки. Растяни их в стороны. — Просит он.
Я ухватила с краешка, самыми кончиками пальцев за эти губки и потянула их в стороны. Ой, как же здорово! Ой, как же приятно и хорошо. А потом, что это за тепло, которое потянулось от них по всему телу?
Интересно, для чего они мне? Спрашиваю его, и он поясняет. Удивительно.
Я еще раз с удовольствием тяну их в разные стороны, пока не чувствую наступившей тупой боли. Он трогает, одной рукой, эти растянутые ткани. Это просто не передаваемо! Чудесно. Говорю ему, и он меня хвалит. Это происходит впервые, и я с удовольствием замираю.
Потом он начинает дотрагиваться до моих тканей там и объясняет, как называются эти части моего волшебства, как он теперь называет всю эту область моего тела. Оказывается, у него, этого волшебства, очень много названий и я пока, что не понимаю, какими словами надо пользоваться. А мне надо применять эти слова правильно и я прошу его сказать мне медицинское название этому. Вульва. Хорошо. Странное и немного загадочное слово. Он поясняет, что это название женскому органы дали древние римляне и означает оно ножны для меча. Все, что он говорит мне, еще больше запутывает меня. Пока мой словарный запас не превышает двадцати тысяч слов, и я всего того, о чем он говорит, не знаю. Кто такие эти римляне и почему они дали название этому чудесному органу и отчего они древние? Древние, это что, старые? И что это такое ножны для мечей? В моем словарном запасе пока что нет таких слов. И я теряюсь. Я не знаю. Плохо это или хорошо. Пытаясь замять свое незнание, я опять тяну в сторону свои губки и прошу его трогать там все и смелее. Он откладывает в сторону экран и лезет ко мне обеими руками. Я все чувствую и очень хорошо. Он начинает пояснять и рассказывать мне, какими трудами все, что есть во мне, досталось ему.
Глава 2. Кисть
Поначалу, говорит он, ему никак не удавалось создать материал такого свойства, как ткани женского лона. Дело в том, что эти ткани должны с одной стороны хорошо растягиваться, как это бывает при родах, а с другой стороны, и в то же самое время, они должны обладать такими свойствами, чтобы удерживать заданную форму продолжительное время. Но самое трудное состояло в том, что вместе с тканью должны были растягиваться нервные волокна и, ни в коем случае, они не должны были отрываться, от структуры, которую они буквально пронизывали, всю насыщали. И когда это ему впервые удалось, то но, не понимая всего того, чего достиг, заявил о своем открытии во всеуслышание. Ему отдали должное, но тут, же украли все то, чего он добивался долгие годы напряженной работы. Поначалу он переживал, но тщеславие его ликовало. Ведь он совершил то, чего не могли добиться многие. Да, что там многие? Этого не мог добиться никто, только он!