Марина, старшая, как всегда сидела в кресле и читала книгу, а Вика носилась возле дома на велосипеде. Саша спал перед ночной сменой. Лена стала будить его и просить присмотреть за Викой. За Марину она в данной ситуации не беспокоилась. Девочка полностью ушла от действительности в мир книг, и вряд ли поднимется со своего кресла до ночи. А вот Вика, напротив, в последнее время стала совсем неуправляемой. Саша с трудом открыл один глаз, посоветовал ей забрать своих детей с собой, напомнил про зарплату и еще добавил что-то неразборчиво. То есть Лена, к сожалению, разобрала, но решила, что это было неразборчиво, со сна, и ей это послышалось. Но в травмопункт ехать сразу расхотелось, лучше она останется здесь, с Викой. А нога… Что ж, Саша потом раскается, и дочки всплакнут. Даже не оторвались от своих дел, не подошли к больной матери. Хорошо, чтобы об этом узнала и та сволочь из Сохнута…
От грустных мыслей ее оторвал настойчивый автомобильный гудок.
Опытный Женя предусмотрел эту ситуацию. Он лихо подкатил к домику Лены на кибуцной машине вместе с Верочкой. Узнав о таком несчастье, Вера сменила гнев на милость, сразу же согласилась присмотреть за детьми, накормить их ужином и даже пыталась переодеть Лену из рабочей одежды во что-то соответствующее предстоящей поездке в город. Но старые, потертые штаны Лены никак не хотели слезать с распухшей ноги, а разрезать их Лена категорически отказалась. Вера аккуратно подвернула штанину, закатала ее до колена, привязала потуже картонку к ступне и, тяжело вздохнув, отпустила мужа с подругой в Тверию.
Не успели они выехать за территорию кибуца, как Женя стал жаловаться на сексуальную холодность Верочки, на ее постоянные попреки и свое бесконечное одиночество.
– А ведь это она, стерва, притащила меня в Израиль! Променять Питер на этот убогий кибуц! Дурак, какой я дурак! Белые ночи, влюбленные пары на набережной Невы, толпы туристов! А работа у меня была, можно сказать, романтическая: я по ночам хлеб развозил по магазинам и всякую там свежую выпечку. И вот представь, еду я по Питеру, мосты развели, народ возбужденный, магазины закрыты…. А у меня в машине, кроме мучного, всегда было несколько ящиков водки на продажу! Понимаешь?! Да ничего ты не понимаешь! Я за одну белую ночь столько имел, сколько ты за год в своем совхозе на Камчатке не получала! Да слышал я про твои ранние помидоры! Но все это фигня, уж поверь мне. Пачки, пачки денег. Руки уставали их считать! И вот на нашей тусовке появилась она, загадочная иностранка, Верочка, только что из Туниса! Сколько в ней было заграничного шарма! И я влюбился, как дурак. Как мальчишка! На беду, она ответила взаимностью, я приглянулся ей пятой графой! И вот я здесь! А сколько раз я спрашивал ее: «Верочка, скажи правду, Израиль – это Европа?» «Европа, Женечка, Европа», – отвечала эта иностранка и игриво ласкала меня. А где теперь эта игривость, где эти ласки? Так я тебе отвечу, Лена, отвечу честно, там же, где и эта Европа… А я вот смотрю на тебе, Лена, и восхищаюсь. И муж у тебя ухоженный, и дети воспитанные, еще и работать умудряешься, и как тяжело работаешь! Да ты, Лена, просто цены себе не знаешь, ты такая…такая… да, ты просто трехжильная!
И Женька аккуратно притормозил перед травмопунктом, до которого они уже успели доехать.
– Иди, Леночка, иди. Осторожно ступай, береги ногу. А я по магазинам прошвырнусь и часа через два заеду за тобой.
Как только Лена захлопнула дверцу машины, Женька ударил «по газам» и, напевая: «На машине на кибуцной…», скрылся за поворотом.
«Шалом, ма нишма(Как дела)?! – радостно бросилась к Лене девушка-секретарша. Посмотрев на распухшую ногу, покачала головой: «Русья, Чернобыль…» и протянула Лене номерок в очередь к ортопеду. Лена нашла свободный стул и села. Народу было много, но больные все продолжали и продолжали поступать. Кто хромал на костылях, кого вкатывали на кресле-каталке, а некоторых даже вносили на носилках. И для всех у девушки-секретаря было готово радостное приветствие: «Шалом, ма нишма?» – как будто встречала они не больных в травмопункте, а дорогих гостей на вечеринке.
Наконец-то подошла очередь Лены. Врач, строгий пожилой мужчина, внимательно выслушал рассказ Лены, поправляя неправильно произнесенные на иврите слова, заставляя употреблять глаголы в прошедшем времени, а не в инфинитиве и правильно пользоваться предлогами: «Стол не падать, а упал. Не в ногу, а на ногу», – терпеливо объяснял он пациентке. Потом, заставив Лену еще раз повторить весь рассказ, но уже без лингвистических ошибок, поставил диагноз:
– Это перелом, несомненно, перелом. Кость сломалась! – И, подумав, что, возможно, Лена не знает этих ивритских слов, схватил со стола карандаш и с треском разломал его пополам: