Понабежала куча народу, учителя охали и ахали, пытались разнять пару. Один физрук, как истинный мужчина, из солидарности, стоял в стороне и качал головой. Через пару минут все разошлись. Мама, Арина Ивановна, схватила дочку за руку, краснея и вытирая слезы вместе с косметикой, помчалась с ней домой.
Пришел Виктор Николаевич, помог им собраться и привел испуганную парочку к себе. Папа так и не объявился. Куда он делся, девочка не знала.
После случившегося они стали жить втроем: она, мама и Виктор Николаевич.
Квартира соседа оказалась куда больше их собственной, мебель блестела лакированной поверхностью, зеркальными вставками и чистотой, не то, что в прошлой папиной конуре. Сначала Алисия очень радовалась этим изменениям: игрушек стало гораздо больше, новые платья набили шкаф, а дорогие бантики смотрелись солидней старых и потрепанных.
Со временем взгляды девочки поменялись. Виктор Николаевич старался держаться отстраненно, не проявлял никакого интереса к ней. Раз в месяц он вытаскивал из кошелька приличную сумму и передавал ребенку, поучая, что деньги должны идти только на самое необходимое, и раскидываться ими не стоит. После этого мероприятия общение отчима и падчерицы сводилось к минимуму до начала следующего месяца. Алисия перестала чувствовать себя важной и нужной, холодность Виктора Николаевича передалась и матери. Третьим лишним теперь оказалась она.
Мама Лисенка, напротив, быстро привыкла к новой обстановке, часто пела на просторной кухне, когда готовила семье завтрак и смеялась шуткам любимого мужчины. Сердце радовалось, что ее измена стала новым, светлым этапом в жизни. Про грубого, неотесанного мужа она не желала даже вспоминать. "Новый-то куда лучше," – думала она. – Ценит, дарит подарки, ласков в постели, да и работать не заставляет".
Деньги у Вити водились немалые, все благодаря работе главным архитектором в городе. А через год, забеременев, Арина Ивановна еще больше воспряла духом, сообразив, что теперь дорогой сердцу человек никуда не денется.
– Скоро у тебя родится братик, Лисенок. Как назовем? – как-то утром спросила у дочери Арина.
– А что ты у меня спрашиваешь? От кого рожаешь, с тем и выбирай имя, – ответила Алисия, равнодушно посмотрев на мать и дожевывая бутерброд.
– Хамка, вся в отца! – взбеленилась женщина и швырнула в ребенка тарелку, которую держала в руках.
Глаза Алисии покраснели, девочка хотела расплакаться, но решила, что сделает это после, когда никого не будет рядом. Она очень скучала по папе, которого не видела больше года, хотела обнять его и рассказать все-все, что происходило с ней. С момента расставания родителей никто не обращал на нее внимания, не ходил в парк, не целовал перед сном, а певческая карьера сошла на нет. Алисия больше не пела, нигде и никогда.
С рождением брата пришло одиночество. Девочку отдали в школу-интернат, где она проживала и училась пять дней в неделю, а выходные были заполнены прогулками с новоиспеченными друзьями, подготовкой уроков и упреками родителей.
К двенадцати годам Алисия практически перестала ходить на занятия. Уроки давались с трудом. Теперь ее интересовали модные шмотки, горьковатое баварское пиво, которое оно украдкой вытаскивала из запасов отчима, и парни из старших классов. Учителя терпели ее, едва сдерживая гнев, и только благодаря влиянию Виктора Николаевича, она оставалась в стенах школы; мать перестала с ней разговаривать, полностью разочаровавшись в первенце, который так походил внешностью и привычками на первого супруга. Про ее проделки Арина, конечно, знала, но решила, что ничего путного из подростка не выйдет, поэтому просто ждала восемнадцатилетия дочери, чтоб отправить ее куда подальше: на учебу в столицу. Благо, в деньгах они не нуждались, и реализовать задуманное не составило труда.
В день поступления в университет, когда первокурсникам объявили результаты, и они плача и обнимая родных, представляли светлое и радостное будущее в стенах элитного учебного заведения, одинокую напившуюся Алю нашли в баре на окраине города, где она уснула на потертой черной софе.
3.
К вечеру легкий мороз накрыл землю, подул холодный северный ветер. Сквозь хвойные деревья скрывающееся солнце почти не озаряло землю кладбища, было темно и скверно на душе. Снег, который в городе почти исчез, здесь лежал сплошным полотном, местами доходя забредшим посетителям до колен.
Аля подошла к могиле. Оградка слегка осела и покосилась, дешевая краска пошла пятнами. С фотографии на небольшом кресте на нее смотрела щекастая двухлетняя малышка. Грустные, уставшие глаза выдавали страдания ребенка.