– Эй, – нахмурился он. – Что это с тобой?
– Ничего. Просто задумалась. – Она улыбнулась, и ее лицо так быстро приняло привычное выражение, что он засомневался в том, что видел. – Что ты говорил?
Он покачал головой: он уже и не помнил, о чем спрашивал.
– Может, леди, вы откроете мне ваше имя? Ваше настоящее имя.
– Ну хотя бы Лэнгли?
– Лэнгли? – Он удивился, а потом воскликнул: – Лэнгли! Ты имеешь в виду Фермера? Ты работала с Фермером Лэнгли?
– Именно так.
– Надо же… – Он помедлил. – А что с ним случилось? Я слышал множество разных историй, но…
– То же, что случается с ними со всеми – то есть с большинством. Его доконали пьянки, наркотики и дороги.
– Ясно, – сказал он. – Ясно.
– Тебе нечего волноваться. – Она прижалась к нему, неверно истолковав его реакцию. – Все это в прошлом. Теперь есть только Мойра Лангтри и Рой Диллон.
– Он жив?
– Может быть. Я, правда, не знаю, – сказала она.
А могла ответить: «Мне наплевать». Потому что внезапно она открыла – и не удивилась этому открытию, – что ей действительно все равно, что она никогда на самом деле его не любила. Будто тогда, как и многие другие, она находилась под давящим гипнозом его личности, словно он заставлял ее идти одним путем – своим, который и объявлял единственно верным. И все время она неосознанно сопротивлялась, медленно взращивая в себе ненависть к той своей жизни, – да и что это была за жизнь для молодой привлекательной женщины, жизнь, совершенно непохожая на ту, о которой она мечтала.
Во всем этом не было ничего ясного и определенного. Того, чего бы она сознательно боялась или в чем ей следовало бы признаться. В глубине души она все понимала и чувствовала себя виноватой. И потому, когда все подошло к концу, она должна была о нем позаботиться. Но даже это желание обернулось местью, последним ударом, толчком в спину над обрывом, – и, бессознательно понимая это, она все больше ощущала собственную вину и его постоянное мучительное присутствие. Теперь же, когда ее чувства обнажились, она поняла, что нет и никогда не было того, за что ей нужно чувствовать себя виноватой.
Фермер получил то, что заслужил. И каждый, кто пытается лишить ее желаемого, заслуживает той же участи.
Когда поезд въехал в Лос-Анджелес, была четверть десятого. Они позавтракали в привокзальном ресторанчике. Потом пробежались под мелким дождиком к машине и отправились к ней домой.
Она быстро разделась и обернулась к нему, протягивая руки. Он обнял ее, поцеловал, но в глубине души ощутил легкую отстраненность: ее поведение его слегка насторожило.
– Ну же, – сказала она и потянула его в гостиную. – К делу.
– К делу? – Он неловко рассмеялся. – Прежде чем мы к нему приступим, давай…
– Я могу без проблем наскрести десять штук. Вместе с твоими получается где-то двадцать – двадцать пять. В Оклахоме есть одно место, очень подходящее, если у тебя настоящие камешки. Не хуже Форт-Уорта в старые времена. Бизнес можно перенести туда…
– Погоди, – сказал Рой. – Тихо, тихо.
– Будет здорово, Рой! Скажем, десять штук на развитие бизнеса, десять на камни и десять…
– Я сказал, притормози! Не гони! – произнес он, уже разозлившись. – Я не говорил, что собираюсь войти в долю.
– Что?! – Она ошеломленно посмотрела на него, взгляд ее застыл. – Что ты сказал?
Он повторил, попытавшись улыбкой смягчить ответ.
– Ты называешь сумасшедшие цифры. С чего ты взяла, что у меня есть столько денег?
– Я уверена! Иначе и быть не может! – Она снисходительно улыбнулась ему, словно учительница, выговаривающая ученику-шалуну. – Ты же и сам это знаешь, Рой.
– Вот как?
– Ну конечно. Я видела, как ты работал в поезде, – с тобой никто не сравнится, уж я-то знаю. За один вечер так не научишься. На такое мастерство уходят годы, и у тебя с этим ремеслом долгий роман. Живешь на жалованье служащего и дуришь лохов…
– Я и сам попадался. Дважды за последние два месяца. Один раз оказался в больнице, да и в Сан-Диего сегодня…
– Ну и что? – быстро перебила она его. – Это ничего не меняет. Это только доказывает, что пора что-то менять. Ехать туда, где на кону большие деньги и не надо каждый день рисковать.
– Может быть, мне нравится, как я живу сейчас.
– А мне не нравится! Я-то как сюда вписываюсь? Что ты реально можешь мне предложить?
Он уставился на нее, в замешательстве кривя уголки рта, не зная, смеяться или злиться. Он никогда прежде не видел этой женщины. И никогда прежде не слышал, как она говорит.
За окном шумел дождь. Издалека доносилось жужжание лифта. И к звукам примешивался еще один – звук ее тяжелого дыхания. Тяжелого и гневного.
– Мне надо бежать, – сказал он. – Давай потом об этом поговорим.
– Нет, мы поговорим об этом сейчас!
– Тогда, – сказал он тихо, – нам больше не о чем говорить, Мойра. Мой ответ – нет.
Он встал. Она тоже вскочила.
– Почему? – требовательно спросила она. – Просто объясни почему, черт тебя дери!
Рой кивнул, сверкнув глазами. Скорее всего потому, что он ее боится, объяснил он.
– Я встречал таких людей раньше, детка. Проходят огонь, воду и медные трубы и всегда получают, чего хотят. Но долго так продержаться невозможно.
– Чушь!
– Нет, опыт. Раньше или позже, но они обязательно окажутся под ударом. И когда наступит твоя очередь, я не хочу быть рядом.
Он направился к двери. С бешеными глазами, с искаженным от гнева лицом она кинулась наперерез и преградила ему путь.
– Это из-за твоей матери, да? Ну конечно, из-за нее! Да у вас с ней одно из тех делишек, о которых вне семьи не распространяются! Вот почему вы так порхаете друг перед другом! Вот почему ты у нее жил!
– Что-о? – Он остановился. – О чем это ты?
– Да не прикидывайся невинным младенцем! Ты и твоя мать, фу! Я теперь тебя насквозь вижу, надо было тебя раньше раскусить, сукин ты сын! И как тебе это?! Как тебе нравится…
– А как тебе это нравится? – сказал Рой.
Он неожиданно ударил ее и потом, когда она покачнулась, ударил снова с другой стороны. Она прыгнула на него, царапая ногтями, но он схватил ее за волосы, отшвырнул прочь, и она упала, растянувшись на ковре.
Он с любопытством смотрел на ее искаженное и покрасневшее лицо.
– Ты поняла? – спросил он. – Теперь ты поняла, почему у нас ничего не выйдет, Мойра?
– Ах ты, сволочь! Это ты скоро кое-что поймешь!
– Прости, Мойра, – сказал он. – Спокойной ночи и удачи тебе.
21
Выйдя на улицу, он не сразу сел в машину, а помедлил, наслаждаясь бьющим в лицо дождем, прохладой и ощущением чистоты. В дожде было что-то простое и честное, нормальное, как жизнь. Он был рад, что выбрался на улицу, под дождь, а не сидит там с ней.
Вернувшись в гостиницу, он заснул не сразу, думая о Мойре, удивляясь, что не чувствует большой потери, расставшись с ней.
Может, сегодня произошло то, что он собирался сделать уже давно? Вполне возможно; у него было ощущение, что сегодня не произошло никаких неожиданностей. Возможно, даже его сильное влечение к Кэрол было реакцией на Мойру, попыткой связать себя с другой женщиной и таким образом освободиться от нее.
Кэрол…
Он поежился, а потом выбросил ее из головы. Он решил, что должен что-то для нее сделать. Однажды так или иначе он с ней все уладит.
А Мойра…
Он нахмурился, почти засыпая, потом покачал головой. Нет, нет тут никакой опасности. Она обиделась, выплеснула на него свой гнев, но теперь, скорее всего, об этом жалеет. В любом случае сделать она ничего не сможет, а если и хотела бы, то достаточно умна, чтобы не пытаться. Ее собственное положение слишком неустойчиво. Она сама была слишком уязвима.
Рой уснул глубоким сном. Он почти не отдохнул прошлой ночью, и теперь ему надо было хорошенько отоспаться. Когда он проснулся, шел уже десятый час.