Но после месяца перелетов на этом корыте, Ивар все чаще приходил к мысли, что стоило рискнуть жизнью и найти машину поудобнее. Потому что спать полусидя и принимать душ в куске старого грузового контейнера — это даже для космических бомжей перебор. А ведь денег с последнего заказа хватило бы на элитную прогулочную яхту.
— Понятия не имею, — честно признался Ивар. — Главное, в этот раз не тащите с собой оружие. Ясно? — он повернулся к «штурману» Гэри.
Тот не отреагировал и де Карма толкнул ногой подлокотник его кресла.
— Да ясно, ясно.
Адам прищурился.
— А можно я его обыщу перед выходом? Не хочу опять сесть в тюрьму.
— Ты пробыл там два дня!
— В прошлый раз — да, — согласился пилот. — А до этого?
— А до этого сам виноват! — Гэри обернулся к аламарси. — Вздумаешь меня лапать на выходе — я тебе руки отрежу и скормлю…
— Портовым крысам, я помню, да. Уже сорок раз слышал. Это же даже не смешно, зачем ты повторяешь?
— Однажды подвернется подходящий порт, и я тебе все на практике покажу.
— Жду не дождусь.
На приборной панели замигали красные индикаторы и Адам вернулся в кресло.
— Ты глянь, сколько народа, — он указал на экран сканеров. — Вот это я понимаю граница.
Даже чахлые приборы этой посудины сумели различить очереди из десятков тысяч кораблей, протянувшиеся от ближней орбиты Михъельма в бесконечность. Все суда выстроились в безумно длинные стройные линии, словно ниточки паутины. Каждая вела к отдельной пограничной станции, коих оказалось неприлично много для такой невзрачной метрополии, как Михъельм. Среди немногих упоминаний Михъельма в ИнтерСети вряд ли нашлась бы хоть одна новость, оправдывающая массовый досмотр прибывающих судов. Да и зачем понадобились такие странные меры? Есть же хорошие орбитальные сканеры, которые без труда «просветят» машину на большом расстоянии.
— Попахивает подставой, — заметил пилот, когда закончил изучать приборы. — На орбите целая армия, как будто готовятся к войне. Что говорит твое офицерское чутье?
Ивар поморщился: большую часть жизни он провел на военном флоте, но каждое упоминание об этом неизбежно вызывало воспоминания о печальном финале. Трибунал, увольнение с позором и лишение всех наград — после такого не очень приятно называть себя «офицером».
— Скорее, новой войной. Мы тут никому не сдались, тем более никто не стал бы гоняться за нашей развалюхой на линкоре1. Я даже боюсь представить, сколько попаданий она сможет выдержать.
— Нисколько, — пилот махнул рукой. — Мне кажется, мы взорвемся, если просто хорошенько ускоримся. И маршевый2 движок глохнет каждый раз как последний, ему перегрузки противопоказаны.
Ивар усмехнулся: будет забавно если он, ветеран Галактической, умрет не от руки грозного неприятеля, а от превышения скорости.
— Слушайте, а чего к нам опять прицепились? — спросил Гэри. — Мы уже и пропуск раздобыли, что в этот раз не так?
— Думаю, их смущает наш транспорт. Человек, летающий на таком хламе, явно не дорожит своей жизнью, а значит, вызывает подозрения.
— Это мы вызываем подозрения? — возмутился Адам. — Я транспорт и похуже видал.
— На обывателей мы точно не похожи, — Ивар встал и попытался размять затекшую спину. — И давай начистоту: нормальными людьми нас тоже не назвать. А у пограничников чутье на разный сброд.
Гэри расхохотался.
— Это уж точно! Я до сих пор не могу поверить, что мы похитили барона Самборы и выжили. Кто еще так делал?
— А кое-кто вдобавок поджег его дом, — Ивар ткнул пальцем в Адама. — Угробил картин миллионов на двадцать.
— Двадцать миллионов? Это в какой валюте за такую мазню платят миллионы?
— В шармах, конечно.
Ивар родился и прожил большую часть жизни на Кидонии, и привычка оценивать все вещи в галактике только в кидонианских шармах осталась с ним навсегда.
— Какой дорогой хлам! — воскликнул пилот. — Ох и не понимаю я вас, планетников.
С точки зрения аламарси, все, что нужно для жизни, можно уместить в рубке пилота, а эти картины, бумажные книги, цветы и деревянная мебель — ненужное барахло. Наверняка старый потрепанный грузовик напоминал ему родной дом. Во время службы Ивар часто бывал на кораблях-ульях аламарси с дружескими (и не очень) визитами, так что видел, как там живут люди: семьям выделяют крохотную каюту-студию, отделенную от соседней тремя стенами и занавеской. Именно поэтому суда алармаси и называют «ульями»: таких «сот» внутри сотни тысяч и в каждой по два-четыре жителя. Душевые, кухни, комнаты отдыха — все общее. После десятилетий, проведенных в подобной обстановке, любое пространство, не заполненное полезным оборудованием, вызывает ощущение неестественной роскоши.
1
Линейный корабль — неповоротливая, тяжело бронированная и вооруженная под завязку военная машина.
2
Маршевый двигатель — основной двигатель корабля, который его разгоняет. Дополняется маломощными маневровыми, которые помогают менять курс, вектор движения, поддерживать орбиту и в других не связанных с разгоном задачах.