Спуск оказался проще. Та сторона гор поросла лесом меньше, поэтому к полудню мы оказались уже на равнине. Князь решил добраться до ближайшей горы и разбить лагерь в ее тени. Так мы и сделали. Точнее хотели сделать.
Когда до одинокой горы осталось совсем немного, один из нас воскликнул:
- Да она движется!
Мы присмотрелись. Кто-то подтвердил эти слова, заметив движение горы. Но я ничего такого не увидел. Да и князь тоже. Мы подъехали еще ближе. Тут лошади заартачились и отказались подходить к горе. Они ржали и брыкались, выкриками и плетьми мы пытались усмирить их, но все было бесполезно. И тут кто-то крикнул:
- Смотрите!
Я повернулся к горе и увидел, как земля осыпается с нее. Целые слои почвы, вместе с кустарником, сползали вниз и падали разбиваясь о твердь. И тут я понял, гора действительно двигалась. Медленно она поворачивалась к нам. Мы с удивлением наблюдали за этим, вот гора повернулась к нам боком, и я смог разглядеть, как скалы на ее вершине сложились в подобие носа, зажмуренных глаз и сомкнутого рта.
Затем с лица посыпался целый камнепад, и гора распахнула глаза. На нас уставились черные влажные провалы. Мы в изумлении смотрели на это странное существо, а оно пялилась на нас. Вновь камнепад посыпался на землю и тролль, а я думаю – это был именно тролль, раскрыл бездонную пещеру рта.
Раздался рев, подобный звуку грома. Лошади бросились прочь, сбрасывая седоков. Мы сбились в кучу, хватаясь за бесполезное, против этого чудовища, оружие. Камнепад, тем временем не прекращался, вот от общей массы горы отделились руки. Тролль поднимал их вверх, медленно-медленно. Его голова вдруг резко запрокинулась, и он осел, поднявшиеся было руки бессильно упали, а во влажных провалах черных глаз исчезла искорка жизни.
Грудь и живот великана вдруг начали лопаться, из ран потекла густая черная жижа. Заливая тело гиганта, черная кровь образовала целое озерцо у ног чудовища. В ранах что-то копошилось, раздирая плоть, пытаясь выбраться наружу. Еще несколько мгновений и с горы, через чудовищные раны, вниз бросились странные существа, измазанные черной кровью.
Ловкие и быстрые, они набросились на нас. Я видел обезумевшие от голода глаза, разинутые пасти усеянные клыками-иголками, когтистые руки. Мы сражались яростно. Рубили и кололи. Каждый орк стоил полдюжины этих тварей, но их было слишком много. Они вгрызались в плоть, валили бойцов на землю и захлебываясь кровью пожирали их, не обращая внимания на удары, что мы наносили им, стараясь спасти товарищей.
Горько признавать, но тогда мы бежали. Как же мы жалели, что упустили лошадей! Часть тех тварей, я думаю это были гоблины, остались пировать возле мертвого тролля, а часть бросилась за нами. Они гнали нас по равнине, шипя и завывая. Обгоняли, пытаясь отрезать от гор. Отбивали одного из нас и набрасывались на него толпой. Теперь мы были добычей.
Я взмолился Великой Матери, припав к ее груди. Ну, Великая Мать – земля, а я валялся, прижавшись к ней. Чего непонятного?
В общем, мне повезло. К вечеру я добрался до подножья гор и всю ночь шел наверх. Утром я смотрел на равнину и ждал, что кто-нибудь из моих верных товарищей, появится. Но все тщетно. Они все погибли там, внизу. Когда я спускался с другой стороны, меня посетило откровение. Но сейчас я не буду об этом рассказывать. Тогда, я дал себе одну клятву, и двинулся в путь. Но домой я так и не вернулся.
***
Когда Таштаг умолк, Руди отхлебнув из кружки спросил:
- Ладно, предположим, горы – это тролли, а с чего ты взял, что твари, вышедшие из него – гоблины? Может быть – это маленькие трольчата?
- Они ссовсем не похожи.
- Головастики тоже не похожи на лягушек.
Орк фыркнул:
- Тоже мне головасстики.
- Пускай, гора и хищные твари из нее – одно и тоже, только в разных возрастах, все равно – этот рассказ познавательный. Никто не знает, что лежит восточнее Оркейна, оказывается, даже сами орки, - Этли допил остывшее вино. – А какую клятву ты себе дал?
- С того дня, я решшил – мое слово – ссталь!
Этли кивнул. Рассказ Таштага пролил свет на кое-какие его странности. На бритую макушку, к примеру. Сбрил, чтобы не позорить свой ном, он ведь бежал, когда его господин подвергся опасности. А еще он почему-то вспомнил свое путешествие в Оркейн, тогда там ходили странные слухи о самозванце, объявившем себя воплощением Великого орка – древнего вождя зеленокожих, объединивших все орды. Орки тогда, чуть не сокрушили своих извечных врагов эльфов, лишь помощь гномов и людей спасла тогда остроухих. Ну и их коварство, конечно. Великий орк пал не на поле брани, а на переговорах с эльфами, отравленный не то редким ядом, не то не менее редким заклинанием.
Правда, коварство бессмертных сыграло с ними плохую шутку. Так же, как и с Великим орком они поступили и со своим союзником, сарданом-императором Востаном I. Но тут они просчитались. Если орки, после гибели своего вождя, погрязли в междоусобицах и взаимной грызне, то людей возглавил новый сардан, брат предыдущего – Лютан. И то, что эльфы спасли от орков, стало добычей людей – все земли в низовьях Велавы, где и стоит сейчас Киерлен.
Было это так давно, события той эпохи сохранились лишь в песнях, да легендах, ну и редких хрониках. А вот для многих остроухих, живущих неизмеримо долго, все это происходило словно вчера. Не потому ли, десятилетие назад, эльфы вторглись в земли Сарданары, рассчитаться за прошлые обиды?
Видимо, выпил он достаточно, раз начал скатываться в досужие размышления. Этли потер глаза. Пора спать.
- Пора спать, - вымолвил Волган. – Мне-то одному завтра рано вставать, работа ждать не будет.
- Хорошшо, мне только к обеду.
- Работничек, - усмехнулся докер.
Они разошлись по своим каморкам. Засыпая, Этли ощутил смутную тревогу. Он что-то услышал сегодня, случайную фразу, дополняющую рассказ. Чья фраза? Чей рассказ? Он заснул, не сумев вспомнить.
***
На следующий день, когда уже во всю светило солнце, Этли проснулся. Он выпил травяного чая и решил сходить на рынок. Это Таштагу хорошо – Оттик откармливает орка словно на убой, а вот ему, Этли, никто ничего съестного не принесет.
На улице стало теплее, словно год катился не к суровой зиме, а пережив ее, готовился встретить животворящую весну. Снег стал тяжелым и мягким, с крыш капало. Этли не обманывался, короткая оттепель закончится уже к вечеру, и зима снова сожмет город в морозных объятиях.
Почему-то вспомнился Храм Милости Спасителя, находящийся возле самого рынка. Забавно, но жрецы не спешили, как «пострадавшая сторона» расследовать убийство брата-исповедника и остальных. Видимо, не рискуют привлекать внимания Ордена Гнева. Хотя, возможно, Этли просто не в курсе дел жреческой общины.
Миновав несколько узких улочек, Этли вышел на мощенную дорогу, по которой неизменно катились груженные товарами возы. Он пересек дорогу и хотел уже нырнуть в хитросплетение домиков и лачуг на другой стороне, как услышал шум. Кто-то закричал, заржала лошадь. Грубый злой голос выдал:
- Куда же ты прешь, дура!
Этли обернулся на шум. Невдалеке замер груженный воз, под его колесами что-то слабо шевелилось. Через мгновение он понял, кто-то по неосторожности выскочил прямо под колеса телеги. Погонщик, худой мужик с суровым лицом, спрыгнул и принялся помогать несчастному. Из-под телеги показалась женщина. Одетая лишь в длинную разодранную рубаху, с кровавыми потеками на спине, она отшатнулась от возницы. Во всклокоченных светлых волосах застряли снежные хлопья. В руках женщина сжимала молоток.
Она дико глянула на возницу и выкрикнула прямо ему в лицо:
- Он у меня в голове!
И тут же, со всей силы, ударила молотком себе в лоб. Кровь потекла по лицу. Возница отпрянул, но тут же попытался выхватить молоток: