По вься же дьни святыихъ мясопущь святый отьць нашь Феодосий отхожаше въ святую свою пещеру, идеже и чьстьное тѣло его положено бысть. Ту же затворяшеся единъ до Врьбьныя недѣля, и въ пятъкъ тоя недѣля, въ годъ вечерьняя, прихожааше къ братии и, ставъ въ двьрьхъ цьркъвьныихъ, учааше вься и утѣшая, подвига ради и пощенияихъ. Себе же недостоина творя, якоже ни единоя недѣлѣ, понѣ достигнути противу трудомъ ихъ. Многу же скърбь и мьчатание зълии дуси творяхуть ему въ пещерѣ той; еще же и раны наносяще ему, якоже и о святѣмь и велицѣмь Антонии пишеться. Нъ явивыйся оному, дрьзати веля Тъ, и сему невидимо съ небесе силу подасть на побѣду ихъ.
Всегда после дней святого мясопуста отец наш Феодосии уходил в святую пещеру свою, где и было потом погребено его честное тело. Тут затворялся он один вплоть до Вербной недели, а в пятницу той недели, в час вечерней молитвы, приходил к братии, и, остановившись в дверях церковных, поучал всех, и утешал в подвижничестве их и в посте. О себе же говорил, как о недостойном, что ни в одну из недель не смог он сравняться с ними в подвижничестве. И много раз злые духи досаждали ему, являясь в видениях в той пещере, а порой и раны ему наносили, как пишут и о святом и великом Антонии. Но явился к Феодосию Тот, и велел ему дерзать, и невидимо с небес даровал ему силу для победы над ними.
Кто бо не почюдиться убоблаженууму сему, еже въ такой тьмьнѣ пещерѣ пребывая единъ, мъножьства пълковъ невидимыхъ бѣсовъ не убояся, нъ крѣпко стоя, яко храбъръ сильнъ, Бога моляаше и Господа Исус Христа на помощь себе призывающа. И тако побѣди я Христовою силою, яко къ тому не съмѣти имъ ни приближитися емь, нъ и еще издалеча мьчьты творящемъ ему. По вечерьниимь убо пѣнии сѣдъшю ему и хотящю опочинути, не бо николиже на ребрѣхъ своихъ ляжашеть, нъ аще коли хотящю ему опочинути, то, сѣдъ на столѣ и тако мало посъпавъ, въстаняше пакы на нощьное пѣние, и поклонение колѣномъ творя. Сѣдъшю же ему, якоже речеся, и се слышааше гласъ хлопота въ пещерѣ отъ множьства бѣсовъ, якоже се имъ на колесницахъ ѣдущемъ, другыимъ же въ бубъны биющемъ, и инѣмъ же въ сопѣли сопущемъ, ти тако всѣмъ кличющемъ, якоже трястися пещерѣ отъ множьства плища зълыихъ духовъ. Отьць же нашь Феодосий, вся си слышавъ, не убояся духъмь, ни ужасеся сьрьдцьмь, нъ оградивъся крьстьнымь оружиемь и, въставъ, начатъ пѣти псалтырь Давидову. И ту абие многый трусъ не слышимъ бывааше. Таче по молитвѣ сѣдъшю ему, се пакы бещисльныихъ бѣсовъ глас слышаашеся, якоже и преже. И преподобьнууму же Феодосию ставъшю и начьнъшю оно псалъмьское пѣние, глас онъ абие ищазааше. Сице же по многы дьни и нощи творяхуть ему зълии дуси, яко не дати ему ни мало опочинути, дондеже благодатию Христовою побѣди я, и възятъ от Бога власть на нихъ, якоже отътолѣ не съмѣти имъ ни прикоснутися ни къ мѣсту тому, идеже блаженый молитву творяше.
Кто не подивится блаженному, как он, оставаясь один в такой темной пещере, не устрашился множества полчищ невидимых бесов, но выстоял в борьбе с ними, как могучий храбрец, молясь Богу и призывая себе на помощь Господа Иисуса Христа. И так победил их силой Христовой, что не смели они и приближаться к нему и лишь издали являлись ему в видениях. После вечернего пения садился он подремать, ибо никогда не ложился, а если хотел поспать, то садился на стульце и, подремав так немного, снова вставал на ночное пение и коленопреклонение. Когда же садился он, как мы говорили, то тут же слышал в пещере шум от топота множества бесов, как будто одни из них ехали на колесницах, другие били в бубны, иные дудели в сопели, и так все кричали, что даже пещера тряслась от страшного гомона злых духов. Отец же наш Феодосии, все это слыша, не падал духом, не ужасался сердцем, но, оградив себя крестным знамением, вставал и начинал распевать псалмы Давидовы. И тотчас же страшный шум этот затихал. Но как только, помолившись, он садился, снова, как и прежде, раздавались крики бесчисленных бесов. Тогда снова вставал преподобный Феодосии и снова начинал распевать псалмы, и тотчас же смолкал этот шум. Вот так много дней и ночей вредили ему злые духи, чтобы не дать ни минуты сна, пока не одолел он их с Божьей помощью и не приобрел от Бога власть над ними, так что с тех пор не смели они даже приблизиться к тому месту, где блаженный творил молитву.
Се бо пакы бысть пакость творящемъ бѣсомъ въ храмѣ, идеже хлѣбы братия творяаху: овогда муку расыпающе, овогда же положеный квасъ на състроение хлѣбомъ разливааху и ину мъногу пакость творяще бѣша. Тъгда же старѣй пекущимъ, шьдъ, съповѣда блаженууму Феодосию пакости нечистыихъ бѣсовъ. То же сь уповая, яко възятъ власть на нихъ отъ Бога, въставъ вечеръ и иде въ храмъ тъ, и затворивъ двьри о себе, ту же пребысть въ немь до утрьняя, молитвы творя. Якоже отъ того часа не явитися бѣсомъ на томь мѣстѣ, ни пакости никоеяже творити имъ, запрещениемь преподобьнааго и молитвою.
А еще пакостили бесы в доме, где братия хлебы пекла: то муку рассыпали, то разливали закваску для печения хлеба, и много разных иных пакостей творили. Тогда пришел старший над пекарями и рассказал блаженному Феодосию о проделках нечистых бесов. Он же, надеясь, что приобрел от Бога власть над ними, отправился вечером в тот дом и, запершись, остался там до заутрени, творя молитвы. И с того часа не появлялись на том месте бесы и не озорничали, страшась запрещения преподобного и его молитвы.
Имѣяше же обычай сиць великый отьць нашь Феодосий, якоже по вся нощи обиходити ему келиѣ мниховы вьсѣ, хотя увѣдѣти когоджо ихъ како житие. Егда бо услышааше кого молитву творяща, ти тъгда, ставъ, прославяше о немь Бога, егда же пакы кого слышааше бесѣдующа дъва ли или трие съшедъшеся въкупѣ, то же ту, ударивъ своею рукою въ двьри ти, тако отхожааше, назнаменавъ тѣмь свой приходъ. Таче въ утрѣй дьнь призъвавъ я, нъ не ту абие обличааше ихъ, нъ якоже издалеча притъчами нагоня, глаголааше къ нимъ, хотя увѣдѣти, еже къ Богу тъщание ихъ. Аще бо будяше братъ льгъкъмь сьрьдьцьмь и теплъ на любъвь Божию, то сий въскорѣ разумѣвъ свою вину, падъ, поклоняшеся, прощения прося отъ него прияти. Аще ли будяше пакы братъ омрачениемьбѣсовьскымь сьрьдьце покръвено имый, то сий станяше, мьня, яко о иномь бесѣдують, самъ чистъ ся творя, дондеже блаженый обличашети и́, епитимиею того утвьрдяше, и отъпустяше. И тако вься прилѣжьно учааше молитися къ Господу и не бесѣдовати ни къ кому же по павечерьний молитвѣ, и не преходити отъ келиѣ въ келию, нъ въ своей келии Бога молити, якоже кто можеть и рукама же своима дѣлати по ся дьни, псалмы Давыдовы въ устѣхъ своихъ имуще и сице же имъ глаголааше: «Молю вы убо, братие, подвигнѣмъся постъмь и молитвою, и попьцѣмъся о спасении душь нашиихъ, и възвратимъся отъ зълобъ нашихъ и от путий лукавыхъ, яже суть сии: любодѣяния, татьбы и клеветы, праздьнословия, котеры, пияньство, обиѣдание, братоненавидѣние. Сихъ, братие, уклонимъся, сихъ възгнушаимъся, не осквьрнавимы си душа своея, нъ поидѣмъ по пути Господню, ведущиимь ны въ породу, и възищѣмъ Бога рыданиемь, сльзами, пощениемь и бъдѣниемь, и покорениемь же и послушаниемь, да тако обрящемъ милость отъ него. Еще же възненавидимъ мира сего, всегда поминающе о семь Господа рекъшааго: “Аще кто не оставить отьца и матере, и жену, и дѣтий, и селъ мене ради Еуанглия, нѣсть ми достоинъ”, и пакы: “Обрѣтый душю свою погубить ю, а погубивъ ю мене ради — спасеть ю”. Тѣмьже и мы, братие, отърекъшеися мира, отъврьзѣмъся и сущиихъ въ немь, възненавидимъ же всяку неправьду, еже мьрзъкааго не сътворити, и не обратимъся на прьвыя грѣхы, якоже и пси на своя бльвотины. “Никътоже бо — рече Господь — възложь рукы своея на рало и обращься въспять, управленъ есть въ царьство небесьное”. Како же мы убѣжимъ мукы бесконьчьныя, коньчавающе время жития сего въ лѣности, а не имуще покаяния? Лѣпо бо намъ есть, нарекъшемъся чьрньцемъ, то по вься дьни каятися грѣхъ своихъ: покаяние бо есть путь, приводя къ царьству, покаяние есть ключь цесарьствия, бес того бо неудобь вълѣсти никомуже. Покаяние есть путь, въводя въ породу, того пути, братие, дрьжимъся, на томь пригвоздимъ плеснѣ и стопы, къ тому бо пути не приближаеться змий лукавый, того бо пути шьствия суть прискърбьна, а послѣдь радованьна. Тѣмьже, братие, подвигнѣмъся преже дьни оного, да получимъ благая она, избѣгнѣмъ же всѣхъ хотящихъ быти на неродивыихъ и не въ покаянии живущиихъ».