Впрочем, большинство искателей аутентичной античности в XVIII веке ограничивались Италией, никогда не продвигаясь южнее Неаполя.
Рубеж XVII и XVIII века прибавляет к числу путешественников еще одну фигуру — натуралиста, человека, который путешествует по миру не ради спасения души, удовольствия или пользы, не ради образования, а с целью познания природы вещей.
Уже перед тем путешествовали ученые-гуманисты, колеся от библиотеки к библиотеке, посещая друг друга, теперь же к кругу путешествующих ученых приобщаются натуралисты, заинтересованные миром собиратели раритетов природы, редких растений, окаменелостей, минералов, а еще больше — старинных надписей, монет и медалей. Коллекционирование всегда сопровождало путешествия, однако развитие экспериментальных наук придало ему новый смысл и измерение. Члены английского Королевского общества, возникшего в 1660 году, во время своих частых заседаний осматривают привезенные издалека объекты, проводят над ними опыты, дискутируют возникающие из этого выводы для науки. Королевский Медицинский коллегиум в 1668 году отправляет своего члена доктора Эдварда Брауна в четырехлетнее путешествие, следствием которого стал обширный отчет, опубликованный для коллег и вскоре переведенный на немецкий и французский.[36]
После публикации в 1735 году великим Карлом Линнеем «Системы природы» дескриптивный аппарат естественных наук приобретает статус универсального средства познания мира. Появляется возможность систематизировать и классифицировать все немыслимое многообразие видимого мира, а значит, распределить на группы и установить связи родства между ними. Проблема остается только в одном — накоплении достаточного количества эмпирических данных, научном описании растительного и животного мира, геологических формаций и т. п. Линней создал собственную научную «империю», отправляя учеников и сотрудников в разные уголки мира — в обе Америки, Ближний Восток, Австралию[37]. С тех пор фигура ученого-натуралиста, путешествующего с гербариями и коллекциями минералов, постоянно записывающего и зарисовывающего что-то в свой дневник, становится настолько привычной, что впоследствии даст пищу пародийным литературным образам вроде жюльверновского Паганеля.
Путешественники XVIII, а во многом и XIX века не просто делают географические открытия, нанося на карту архипелаги и моря, до того совершенно неизвестные науке. Именно в это время европейские путешественники (а за ними, читая дневники их путешествий или воспоминания о путешествиях, и европейская публика) заново «открывают» огромные пространства в Старом Свете. Эти территории, преимущественно лежащие к востоку и югу от «Европы», в «философской географии» просвещения предстают как «найденные», только что описанные и отмеченные на карте, хотя некоторые из них были наследниками древних, а может, самых древних цивилизаций человечества. «Философская география», создателями которой были столько же действительные путешественники, сколько и «путешественники в креслах», никогда не оставлявшие уютных кабинетов, не просто фиксирует наличие других культур, традиций, верований, языков и т. д. за пределами Запада. Она, такая география, нагружает новооткрытые территории определенными смыслами, объясняет открытое и описанное для западной мысли, или, выражаясь более современно, «присваивает» их для Европы. Именно путешественники, как утверждает Ларри Вулф, во многом оказались ответственными за формирование в европейском воображении пространства, которое назовут «Восточной Европой» — пространства, застрявшего между азиатским прошлым и европейским будущим, между варварством и цивилизацией[38]. Подобное расположение — на географической карте, но одновременно и на шкале исторического прогресса — стало возможным благодаря тому, что более или менее одновременно Запад конструирует образ другого своего антипода — Ориент, с которым будет ассоциироваться культурная отсталость, социальная застылость, деспотизм политических режимов и т. п.[39]. Путешественники и все более популярная в Европе «путевая литература» становятся средством, с помощью которого на Западе распространяется и впоследствии закрепляется образ той или иной страны.
37
Біленький, Сергій. Мандрувати й описувати: биті шляхи культури під імперським оком. — Критика, 2001. — № 6. — С. 24–28.
38
Wolff, Larry. Inventing Eastern Europe. The Map of Civilization on the Mind of the Enlightenment. — Stanford, CA, 1994. (Рус. пер.: Вульф, Ларри. Изобретая Восточную Европу. Карта цивилизации в сознании эпохи Просвещения. — М.: Новое литературное обозрение, 2003; укр. пер.: Вулф, Ларі. Винайдення Східної Европи. Mana цивілізації у свідомості епохи Просвітництва. — К.: Критика, 2009.)
39
Said, Edward. Orientalism. — New York, 1994. (Рус. пер.: Саид, Эдвард. Ориентализм. Западные концепции Востока. — М.: Русский мир, 2006; укр. пер.: Саїд, Едвард. Орієнталізм / Пер. з англ. В. Шовкун. — К.: Основи, 2001.)