Всем съездом руководил, разумеется, Владимир Мономах. Съехавшись, князья стали говорить друг другу: «Зачем губим
Русскую землю, поднимая сами на себя вражду? Половцы разоряют землю нашу и рады, что между нами усобица. Пусть же с этих пор будет у всех нас единое сердце и будем блюсти Русскую землю».
Затем они урядились между собой так: дети каждого из троих сыновей Ярослава берут себе те волости, в которых сидели их отцы; поэтому Святополк вместе с Киевом получил и Туров; Мономах — Переяславль, Смоленск и Ростовскую область; Святославичи — Олег, Давид и Ярослав — земли Черниговскую и Муромскую. Что же касается до бывших князей-изгоев — Давида Игоревича и двух Ростиславичей, то за ними было оставлено то, что дал им великий князь Всеволод в конце жизни, а именно: Давиду — Владимир-Волынский, а Ростиславичам червенские города: Володарю — Перемышль, а Васильку — Теребовль; эти части Давида, Володаря и Василька были выделены из Волынской земли, ранее полностью принадлежавшей отцу Святополка — Изяславу.
Наконец, за сыном Мономаха, доблестным Мстиславом, был оставлен Новгород, который также входил прежде во владения отца Святополкова — Изяслава, но куда Мстислав был посажен еще малюткой — дедом Всеволодом.
Но усобицы начались немедленно после съезда. Как мы знаем, к западу от Киева сидели по соседству друг от друга: Давид Игоревич во Владимире-Волынском и братья Володарь и Василько в червенских городах. Василько, князь Теребовльский, отличался необыкновенно предприимчивым духом; богатырь по виду, набожный и великодушный, связанный с Володарем самой нежной и глубокой братской любовью, при этом мужественный и воинственный, он горел желанием совершить великие дела на пользу родной земле. Уже в ранней молодости стал он известен своею ненавистью к Польше, на которую навел половцев; теперь он затевал новые, обширные походы, о которых мы скажем ниже, и на его зов шли толпы берендеев, печенегов и торков.
Прямой противоположностью Васильку был его сосед Давид Игоревич — человек недалекий и притом с низкими чувствами: завистливый, подозрительный и жестокий. Он еще до Любечского съезда злобился на Василька за то, что, по его мнению, тому досталась лучшая часть, чем ему. Приготовления же Василька к походу заставляли Давида Игоревича опасаться, что Василько собирается отнять у него Владимир. Эти опасения поддерживались и некоторыми мужами Давидовой дружины. И вот, немедленно же по окончании съезда, приехав в Киев, Давид начинает наговаривать Святополку, что будто Василько с Владимиром Мономахом тайно согласились захватить Волынскую и Киевскую области и поделить их между собой. «Кто убил брата твоего Ярополка?» — говорил Давид Святополку, намекая, что это сделали Ростиславичи, хотя, может быть, как мы об этом упомянули в предыдущей главе, именно Давид и был заводчиком этого убийства. «Если не схватишь Василька, — продолжал он, — то не княжить ни тебе в Киеве, ни мне во Владимире».
Святополк, человек недальнего ума и к тому же подозрительный и алчный, после некоторого колебания поверил Давиду Игоревичу и согласился схватить Василька, который в это время возвращался со своими людьми из Любеча и остановился на ночлег недалеко от Киева.
На другой день утром Святополк прислал к нему с просьбой — остаться в Киеве до его именин. Василько, который торопился домой, где собиралось его войско, отказался. Тогда Давид послал ему такое же приглашение от себя, добавив: «Не ослушайся старшего брата». Но Василько решительно отказался остаться за недосугом.
На это Давид стал говорить Святополку: «Видишь, не хочет тебя знать, находясь в твоей волости; что же будет, когда пройдет в свою землю? Увидишь, что займет города твои Туров, Пинск и другие; тогда помянешь меня; созови киевлян, схвати его и отдай мне». Святополк послушался и послал сказать Васильку: «Если не хочешь остаться до именин, то зайди хоть нынче; повидаемся и посидим вместе с Давидом». На это Василько согласился и уже сел на лошадь и поехал, как встретился ему один из его слуг и сказал: «Не езди, князь; хотят тебя схватить». Но Василько не поверил, вспоминая недавнее крестное целование в Любече, и продолжал свой путь. Когда он приехал на княжий двор, то Святополк вышел ему навстречу и ввел в избу, куда пришел и Давид. Святополк стал опять упрашивать Василько остаться на именины, но тот отвечал: «Никак не могу, брат; я уже и обоз отправил вперед». А Давид во все время сидел, как немой. Потом Святополк начал упрашивать Василька хотя позавтракать у него; позавтракать Василько согласился, и Святополк вышел распорядиться. Василько стал разговаривать с Давидом; но у того от испугу не было ни языка, ни ушей. Посидевши немного, Давид спросил: «Где Святополк?» — и затем вышел со словами: «Я пойду за ним; а ты, брат, посиди». Не успел Давид выйти, как Василька схватили, заковали в двойные оковы, затем заперли и приставили сторожей на ночь.
На другой день Святополк созвал бояр и киевлян и рассказал им все, что слышал от Давида. На это бояре и киевляне ответили уклончиво: «Тебе, князь, надо беречь свою голову; если Давид сказал правду, то Василька должно наказать; если же сказал неправду, то пусть отвечает перед Богом».
Когда об этом узнало духовенство, то игумены стали прямо просить Святополка за Василька. Святополк заколебался и отвечал им: «Ведь это все Давид». Давид же стал упрашивать выдать ему Василька, чтобы его ослепить. «Если ты этого не сделаешь, — говорил он, — и отпустишь его, то ни тебе не княжить, ни мне». Кончилось тем, что Святополк выдал Василька Давиду.
В ту же ночь пленника перевезли из Киева в Белгород на телеге в оковах и ввели в маленькую избу, где посадили.
Сидя тут, Василько увидал, что овчар Святополка, родом торчин, по имени Берендя, точит нож. Он догадался, что его хотят ослепить, заплакал и начал усердно молиться Богу. Затем вошли Сновид Изечевич, конюх Святополков, да Дмитрий, конюх Давидов, разостлали ковер по полу и, схватив Василька, хотели его повалить. Окованный Василько, собравши всю свою богатырскую силу, боролся так крепко, что те вдвоем не могли с ним сладить и позвали себе других слуг, при помощи которых им удалось наконец повалить Василька и связать. Тогда сняли доску с печи, положили ее на грудь лежащего, и по концам ее сели Сновид и Дмитрий, но не могли удержаться, так силен был поваленный и связанный Василько! Сняли с печи еще доску, приложили ее рядом с первой, и еще двое участников этого гнусного дела сели на ее концы. Тогда, наконец, затрещали кости в груди у несчастного Василька.
Торчин Берендя, отточив нож, подошел к связанному и поваленному князю и хотел ударить ему в глаз, но не попал и порезал ему лицо; наконец вырезал оба глаза, один за другим, и Василько обеспамятел. Его подняли вместе с ковром, положили на телегу как мертвого и повезли во Владимир-Волынский; по пути, во Вздвиженске, Сновид с товарищами остановились, сняли с Василька кровавую сорочку и отдали попадье вымыть, а сами сели обедать; попадья, вымывши сорочку, надела ее опять на Василька и стала плакать над ним, как над мертвым.
Василько очнулся и спросил: «Где я?» Попадья отвечала: «В городе Вздвиженске». Тогда он спросил воды и, напившись, совершенно пришел в себя; затем, прощупав сорочку, сказал: «Зачем ее с меня сняли; пусть бы я в этой кровавой сорочке смерть принял и стал перед Богом».
На шестые сутки пути Василько был привезен во Владимир. Приехал с ним туда и Давид, «как будто поймал какую добычу», по выражению летописца, и приставил к слепому узнику 30 человек стражи.
В ужас пришли русские князья, когда узнали о совершенном злодействе. Мономах заплакал… «Не бывало еще такого зла в Русской земле ни при отцах, ни при дедах», — воскликнул он и тотчас же послал сказать братьям Святославичам Олегу и Давиду, чтобы шли на Святополка и Давида Игоревича. «Исправим зло, какое случилось теперь в Русской земле в нашей братье; бросили между нами нож; если это оставим так, то большое зло встанет, начнет убивать брат брата, и погибнет земля Русская: враги наши половцы придут и возьмут ее!» Давид и Олег также сильно огорчились, плакали и, немедленно собравшись вместе, соединились с Мономахом и послали сказать Святополку: «Зачем это ты сделал такое зло в Русской земле — бросил нож между нами? Зачем ослепил брата своего; если бы он был виноват, то ты обличил бы его перед нами и тогда по вине наказал его; а теперь скажи, в чем он виноват, что ты ему сделал?» Святополк, разумеется, все свалил на Давида. Но Мономахи Святославичи возражали: «Нечего тебе оправдываться тем, что Давид его ослепил; не в Давидовом городе его взяли и ослепили, а в твоем» — и на другой день стали переходить Днепр, чтобы идти на Святополка, который уже собрался бежать из Киева. Однако киевляне не пустили его и, зная доброту Мономаха, отправили к нему посольство во главе с митрополитом и мачехой Владимира — вдовой князя Всеволода, которую он чтил как мать. Они держали князьям такое слово: «Если станете воевать друг с другом, то поганые обрадуются, возьмут землю Русскую, которую приобрели деды и отцы ваши; они с великим трудом и храбростью побороли по Русской земле, да и другие земли приискивали, а вы хотите погубить свою землю!»