Русь не довольствовалась днепровскими и ильменскими Славянами. Она проникла на Оку и верхнюю Волгу, где посреди племен славянских (Вятичи) и финских (Меря и Мурома) основала свои поселения и свое владычество, укрепясь преимущественно в Муроме на возвышенном берегу Оки и в Ростове на низменных берегах Ростовского озера. Но между тем как распространение Русского господства на севере принимало такие обширные размеры, на юге и юго-западе оно подвигалось с трудом. Здесь в области Днестра, Буга и нижнего Днепра жили хотя и родственные народы, но уже другой Славянской отрасли, не Россоланской, а Болгарской: Угличи, Тиверцы и отчасти Волыняне. Покорить эти народы было не легко, и у русских летописцев мы находим отголоски упорной борьбы, кипевшей когда-то между ними и властолюбивою Русью. Перевес остался за последнею, которая успела сосредоточить и развить свои силы в то время, как означенные народы были раздроблены на многие владения и общины. Легче подчинилась Руси та часть Тиверцев, или Тавроскифов, которая обитала в древних своих жилищах на устьях Кубани и в восточной части Крыма и называлась иначе Черными Болгарами. С VI по IX столетие эти Болгары были угнетены владычеством Хазар. Последние представляли народ смешанный из пришлых Турок-завоевателей с покоренными туземцами, Хазарами или Черкесами. Русские князья вступили в деятельную борьбу с турко-хазарскими каганами, мало-помалу освободили от их ига Черных Болгар и утвердили собственное владычество на берегах Боспора Киммерийского, т. е. в Корчеве и Тмутаракани, следовательно, в самом средоточии прежнего Боспорского царства. Таким образом, постепенно, в течение нескольких столетий, киево-русские князья распространили свое господство от Ильменя до Тамани.
Дружины русские приходили на устье Кубани из Киевской области следующим судовым путем: из Днепра в его приток с левой стороны Самару; из Самары — в ее приток Волчью Воду; а отсюда небольшим волоком или вешнею полою водою ладьи входили в р. Миус (м.б., и Калмиус) и таким образом достигали Азовского моря. Разумеется, подобное господство не установилось раз и навсегда: нередко подчиненные племена, пользуясь обстоятельствами, восставали и отказывали в дани; потом приходилось покорять их вновь и принимать более действенные меры, чтобы удержать в покорности, т. е. строить в их земле укрепленные городки или занимать русскими дружинами кремли главных туземных городов. Владея берегами Киммерийского Боспора, Русь имела возможность развивать свое судоходство и по самому Черному морю, т. е. посещать берега его в качестве торговцев и пиратов, и даже, как мы видели, сделать набег на самый Царьград.
Для сношений с Византией и Дунайскими Болгарами существовал другой путь в Черное море, именно Днепром до самого его устья; он был очень затруднителен по причине целого ряда огромных порогов; но Русь умела преодолевать препятствия. Этот более прямой путь особенно предпочитали торговые караваны. Обыкновенно зимою жители лесных мест, прилегавших к верхнему и среднему Днепру, валили большие деревья и приготовляли из них лодки-однодеревки, которые при весеннем половодье сплавляли по Днепру в Киев. Сюда собирались торговцы из разных русских городов: из Новгорода, Смоленска, Любеча, Чернигова, Вышгорода и других. Они покупали однодеревки, оснащивали их, снабжали всем нужным для плавания, нагружали товаром и выступали в путь. У города Витичева, лежавшего на Днепре немного ниже Киева, караван останавливался дня на два, на три, чтобы дать время собраться всем судам. Затем он направлялся к порогам[2].
К югу от устья Самары Днепр на пространстве нескольких десятков верст отчасти запружен рядами огромных камней, которые скрываются под водою или чернеют над ее поверхностью; отчасти стеснен в своем течении крутыми берегами и множеством каменных островов. Река шумными, кипящими волнами стремится сквозь пороги и делает плавание чрезвычайно опасным. Достигнув какого-либо большого порога, — а их в те времена насчитывали до семи, — Русские принимали разные предосторожности и употребляли разные способы. Где это было возможно, они просто пускали свои ладьи по быстрой волне; на иных порогах гребцы сходили в воду и проводили лодки подле самого берега по мелкому каменистому дну; а где высокое падение воды и острые камни представляли неизбежную гибель, там они выгружали товары, высаживали невольников, предварительно связав их друг с другом, и на расстоянии нескольких тысяч шагов тащили ладьи берегом. Так поступали они, достигнув четвертого и самого опасного порога, который назывался по-славянорусски Айфар, а по-славяноболгарски — Неясыть; это название дано было ему по множеству неясытей, или пеликанов, гнездившихся в скалах этого порога. Миновав пороги и вступив в область тихого, широкого течения, усеянного островами, Русь приставала к одному Днепровскому острову и здесь под огромным дубом совершала благодарственные жертвоприношения своим богам. Между прочим она по жребию приносила в жертву живых птиц и съедала их жертвенное мясо, а тех, которым выпадал счастливый жребий, отпускала на волю. Под дубом она втыкала свои стрелы и раскладывала куски мяса, хлеба или другие вещи, которые оставляла в дар богам. Затем караван продолжал плавание до Днепровского лимана и приставал к острову св. Евферия. Здесь Руссы останавливались дня на два или на три: исправляли снасти, ставили мачты, паруса и вообще снаряжали свои ладьи для морского плавания. Из лимана они выходили в море, и, держась берегов, направлялись к устью Днестра, потом к устью Дуная и так далее до самого Царьграда. Сюда Русь привозила на продажу невольников и разные сырые произведения своей земли, каковы: меха, кожи, воск, медь и т. п. А из греческих областей она вывозила различные ткани, вино, плоды, дорогое оружие, посуду и другие металлические изделия. Понятно, что русские князья весьма дорожили торговлею своего народа с Греками и для ее обеспечения охотно вступали в договоры с греческим правительством. Последнее, как видно из договоров, ценило мирные сношения с Русью и старалось привязать ее разными льготами, которые предоставляло русским послам и гостям в сзоей столице. Когда начались подобные договоры, мы не знаем в точности: по крайней мере они уже существовали до 860 года, ибо и самое нападение Руси в этом году имело своим поводом их нарушение со стороны Греков. Первые дошедшие до нас договоры относятся к началу X века, т. е. к совместному царствованию Льва VI Философа и его брата Александра; именно, мы имеем договорную грамоту 911 г. и отрывок из такой же грамоты 907 г. Эти договоры представляют и первые письменные славянские источники для Русской истории, потому что дошли до нас не в греческом подлиннике, а в славянском переводе. Любопытно их содержание.
2
Constantini Porphirogeniti de administrando imperio. cap. IX. Константин приводит две параллели в названии порогов: русские и славянские. К первым он относит Ульборси, Айфар, Варуфорос, Леанти и Струвун, ко вторым — Островунипраг, Неясыть, Вульнипраг, Веручи и Напрези. Кроме того, два порога имеют общее название, т. е. без параллели: Есупи и Геландри. Долгое время историки и филологи пытались объяснять русские названия из Скандинавских языков. (Напр., см. о Днепровских порогах в «Исследованиях» Лерберга). Но в настоящее время, когда мы убедились, что около тех же мест обитали племена Болгарские, нам сделалось понятным происхождение двух параллелей: первая, или древнейшая, принадлежит собственно Руси, а вторая — Болгарам-Угличам. (См. «Еще о Норманизме» и другие мои статьи по Варяжскому и Болгарскому вопросу в
Относительно плавания Руси из Киева в Тавриду и на Тамань см. статью проф. Бруна «Следы древнего речного пути из Днепра в Азовское море». (Зап. Од. Об. т. V).
Что касается до русских лодок-однодеревок (μονοζυλα у Конст. Б), то, я полагаю, название это вводило доселе в некоторое недоразумение. Нет никакого вероятия, чтобы то были действительно лодки, выдолбленные только из одного дерева: на русской ладье помещалось по меньшей мере 50 человек, кроме груза (а по некоторым, напр., арабским известиям, до 100 человек); она могла ходить не только по рекам, но и по морю. Несомненно, однако, что она имела свою особую конструкцию и гораздо меньшие размеры сравнительно с греческими судами. Может быть, основу ее действительно составляло одно дерево, отчего и произошло ее греческое название. Это название, может быть, относилось к малым ладьям; ибо флот Руссов состоял из больших и малых ладей. О последнем свидетельствует византийский писатель XI века Пселл (Bibliotheca Grecca medii aevi. Ed. Sathas. v. IV. p. 144).
Образцы Эллинского и Эллино-варварского стиля, находимые в могильных курганах Южной Руси, см. преимущественно в атласе при «Отчетах Император. Археолог. Комиссии», а также в «Древностях Геродотовой Скифии». - издание той же Комиссии. См. также «Русские древности», изданные гр. И.И. Толстым и проф. Кондаковым.