Немного опомнившись после первой брачной ночи, Кийя постаралась привести свои мысли и чувства в порядок. В ней даже проснулось что-то похожее на азарт. Холодность мужа раззадорила не только ее гордость, но и чувственность. «Я заставлю тебя ползать, умоляя о близости», — думала Кийя, вместо злости испытывая возбуждение. Перво-наперво она решила найти способ, чтобы подсмотреть за любовью Аменхотепа и Нефертити. Это дало бы ей ключ к собственному поведению.
— Как хотите, но добейтесь этого, — говорила она своим самым верным митаннийским служанкам, — ублажайте охранников, подкупайте слуг, обещайте золотые горы постельничим и прачкам! Но я должна это увидеть! И как можно скорее.
Времени действительно было немного, живот Нефертити становился все больше, и скоро она уже не сможет принимать у себя мужа. Сестру Кийя не стала посвящать в свои планы, поскольку не доверяла ей совершенно, несмотря на то что сама была хранительницей ее секрета. «Выдать не выдаст, но может попробовать помешать», — рассуждала она. Служанки под страхом смерти также хранили секрет своей госпожи и, положившись лишь на себя, выискивали подходы к царской опочивальне. Выяснилось, что охраняется дворец так, чтобы мышь не проскользнула, и к покоям молодого фараона не подойти ближе чем на полет стрелы. Кийя уже начала терять надежду, как одна из служанок, Пудха, принесла добрую весть:
— Госпожа, сегодня ночью молодой фараон с супругой собираются посетить храм Атона.
— Ночью? Солнечный храм? Какой бред. Впрочем, ты молодец. Откуда узнала?
— Друг сказал, — ответила Пудха и зарделась.
— Кто же твой друг?
— Постельничий молодого государя, — шепотом сообщила Пудха и опустила хорошенькое личико.
— Правильных друзей заводишь, — добродушно усмехнулась Кийя и, сняв с руки дутый золотой браслет с подвесками, протянула служанке.
Та на коленях приняла подарок и залепетала слова благодарности, но Кийя уже не слушала ее. Она прикидывала, где ей лучше спрятаться, чтобы разглядеть все происходящее в храме Атона.
Место оказалось найти не так-то просто, учитывая простую конструкцию храма — прямоугольный зал с редкими колоннами, поставленными скорее для красоты, нежели для пользы. Поддерживать этим колоннам было нечего — потолок отсутствовал для удобства поклонения Солнцу. Служителей в храме Атона не было — верховным жрецом сам себя объявил Аменхотеп Четвертый. На узкой аллее, ведущей к входу, дежурили два городских охранника, которым Кийя сунула в ладони по пригоршне золотых колец. Охранники молча исчезли, и она медленно обошла зал по периметру. Несмотря на его открытость, ей удалось найти местечко возле дальнего алтаря. Рядом с ним лежал ворох душистой сухой травы, предназначенной для воскурений. Трава была прикрыта плотной тканью и вместе с алтарем образовывала закуток возле стены. Там Кийя и схоронилась, на ходу придумывая историю на случай, если ее найдут. «Тайно молюсь солнечному богу… Пошла приготовить утреннюю жертву… Увидела пришедших, испугалась…»
Ближе к полуночи на дорожке послышались легкие шаги, и Кийя замерла, стараясь дышать как можно тише. В дверном проеме мелькнули тени и послышались звуки знакомого бархатистого голоса, от которого у нее замирало сердце. Напрасно она боялась оказаться замеченной. Молодой Аменхотеп и Нефертити были уверены в своей неприкосновенности, а потому беспечны. Они явились в храм с одним охранником, которого послали обойти окрестности, а сами вышли в центр зала и оказались как на ладони в свете мириад ярких южных звезд. Кийя изо всех сил прислушивалась к их разговору, но до нее долетало лишь нежное шелестение. Впрочем, скоро она поняла, что можно не прислушиваться — это было бессвязное любовное воркование, дополняющее сцену уединения влюбленных подобно музыке.
Из-за незаметного облачка вышла яркая луна, и в храме стало светло почти как днем. Аменхотеп взял лицо Нефертити обеими ладонями, запрокинул ей голову и поцеловал. Оторвавшись от губ, он принялся осыпать поцелуями ее щеки, шею, грудь. Нефертити жмурилась, как котенок, и мягко водила руками по его плечам и бедрам. Их одежды одновременно соскользнули вниз, и они опустились на колени. Аменхотеп спустился ниже и припал к вздутому животу своей жены. Затем бережно уложил ее на бок и обнял сзади, прижавшись к ней всем телом. Дальше Кийя уже не видела — пелена слез мешала смотреть, и она отвернулась, всеми силами стараясь сдержать подступающие к горлу рыдания.