Потрясенный Аменхотеп некоторое время не мог вымолвить ни слова. Тогда Кийя поцеловала край его одежд и легко поднялась на ноги.
— Танец с кинжалами, — объявила она с поклоном. — Один из самых древних и сложных танцев в Междуречье. Выучила специально для тебя, мой господин. Теперь позволь мне удалиться, чтобы поменять одежду.
— Нет, останься в этой, — ответил фараон. — Никогда не видел ничего подобного. Хочу еще немного… посмаковать свои впечатления.
Кийя поклонилась и села на табурет. Пир продолжался, но разговор не клеился. Аменхотеп не мог поддержать беседу, на шутки дам отвечал односложно и невпопад, то и дело поглядывая на митаннийскую царевну. В конце концов он не выдержал и провозгласил:
— Мое величество устал и желает отдохнуть. Любезные хозяйки уже приготовили опочивальню? Чудно. Пусть Кийя сопровождает меня и присутствует при моем омовении.
Сердце царевны радостно забилось. Вот и случай, которого она ждала так долго. Не подав виду, она молча проследовала в царские покои. Посреди центральной комнаты располагалась маленькая купальня, уже наполненная подогретой водой. Служанки сняли с фараона одежды и украшения и помогли ему погрузиться в благоухающую ванну. Кийя не отрываясь разглядывала его тело, в котором угадывалось что-то неуловимо женственное. Как ни странно, это распаляло воображение царевны больше, чем зрелище железных мускулов. Она любовалась на изящные кисти рук и длинные, тонкие пальцы фараона и знала, что в этих изнеженных руках средоточие огромной силы и власти. Длинная шея и бритая голова с чуть вытянутым затылком делали его непохожим на обычное человеческое существо.
Аменхотеп посмотрел на нее из-под полуприкрытых век и вкрадчиво произнес:
— Мое величество желает, чтобы супруга омыла мое тело.
— Благодарю за честь, мой повелитель.
Коротким жестом она приказала слугам уйти. Когда они остались наедине, Кийя взяла мягкую мочалку, намочила ее в теплой воде и принялась ласково растирать кожу Аменхотепа. Он блаженно улыбнулся и вытянулся, откинув голову на деревянную подставку. Царевна стояла над ним, сдерживая дыхание, и думала, что сейчас он в ее руках. Самый могущественный человек на земле беззащитен перед ней, как агнец. Она может, например, утопить его. Или ударить чем-нибудь тяжелым по голове. Или… Кийя почувствовала, что эти мысли всколыхнули в ней тяжелые волны преступного, необъяснимого и влекущего. Потеряв голову, она нагнулась, обхватила ладонями горло Аменхотепа и прильнула губами к его рту.
От неожиданности он дернулся и захрипел, но Кийя языком разжала его рот и прикусила нижнюю губу. Фараон схватил ее за руки и потащил к себе в ванну. Расплескивая воду, они молча, прерывисто дыша, боролись за место наверху. Победила Кийя. Она оседлала Аменхотепа, сжала его бока своими коленями и со стоном подалась вперед всем телом. Потом назад. Гримаса наслаждения, граничащего с болью, исказила надменное лицо фараона. Он тихо прорычал:
— Ты пленила меня, дикая азиатка…
Кийя стала двигаться все быстрее и быстрее. Она была похожа на безумную наездницу, скачущую на необъезженном коне. Впрочем, скачка продолжалась недолго. Аменхотеп глубоко вздохнул, рывком сел, прижал ее к себе и вцепился зубами в ее шею. Она вскрикнула, протяжно застонала, дернулась еще несколько раз и уронила голову на его плечо. Так они просидели долго, не в силах шевельнуться. Первым пришел в себя фараон и сказал не своим обычным, манерно-капризным, а глуховатым, будто чужим, голосом:
— Подай вина.
Кийя поспешила выполнить просьбу, но Аменхотеп жестом указал ей на опочивальню. Там он, обливаясь, выпил прямо из кувшина, не глядя поставил его на столик и, не тратя времени на долгую подготовку, схватил Кийю в охапку, бросился с ней на широкую постель и усмехнулся:
— Теперь я тебя поймал!
Она почувствовала, как его длинные пальцы осторожно передвигаются по ее телу, словно перебирают струны незнакомого музыкального инструмента. Горящее лоно Кийи еще не оправилось от предыдущего восторга, и ей не верилось, что все может повториться так скоро. Но чем требовательнее пальцы Аменхотепа становились, тем явственнее она чувствовала, как в ней просыпается новая волна желания, раскачивая, подобно тяжелому маятнику, уснувшие было ощущения. Она взглянула снизу вверх на своего супруга и прошептала: