— А я думала, что ты научишь меня танцам, массажу и еще чего там есть, — небрежно сказала Тадухеппа, отчаянно пытаясь скрыть свою неуверенность под маской снисходительной насмешки.
— Именно так, ваше высочество. И начнем мы с танцев. Я просто хочу, чтобы ты поняла основополагающее. Даже на примере танца. Тебе должно самой нравиться танцевать, чтобы это понравилось и еще кому-то. Теперь ясно?
— Ясно, — ответила Тадухеппа, и на сей раз ее ответ был искренним.
Раздражение от первого знакомства прошло, и Тадухеппа окунулась в новую науку с головой, так же как до этого окуналась в египетский язык, письмо и этикет. Шубад все так же смущала ее своими порой неожиданными заявлениями, но любопытство царевны взяло верх над ее враждебностью. Кроме того, танцы всецело захватили Тадухеппу, любящую подвижные игры и развлечения. Правда, сейчас от нее требовалось не быстро бегать, высоко прыгать и метко стрелять, а двигаться в такт музыке и получать от этого удовольствие.
— Расслабь мышцы! — прикрикивала на нее Шубад. — Это не тренировка, это искусство. Ты должна слушать музыку и слушать свое тело.
— Но как же я буду исполнять заученные движения, если буду слушать свое тело?
— Никто не требует от тебя четкого исполнения приказов — ты же не солдат! Ты можешь и должна двигаться свободно. Но для этого нужно раскрыться.
Тадухеппа не понимала, что значит «раскрыться», да и много из наставлений жрицы было ей непонятно, но интуитивно чувствовала, что та от нее добивается. Царевна вызывала в своей памяти образы взволновавших ее когда-либо мужчин — худенького и серьезного сына управляющего дворцовым хозяйством, с которым играла в детстве, своего молодого дяди, которого видела всего лишь раз на прошлогоднем параде войск. Приходили на ум и совсем нелепые картины, не связанные с мужчинами, но будоражившие ее воображение в разное время, — ласки молодой кобылицы и вороного жеребца из отцовской конюшни, танец жрицы Иштар на празднике плодородия, красивая рабыня, помогающая принимать ей ванну… Эти образы помогали ей сосредоточиться на танце, делали ее движения более открытыми и плавными, заставляли ее кожу по-особенному гореть. Шубад тоже все это видела и одобрительно кивала головой.
Вскоре Тадухеппа освоила пять танцев, среди которых был и тот самый танец плодородия, который так запал ей в душу. Но больше всего царевне понравился танец с кинжалами, опасный и агрессивный. Она хорошо владела разными видами оружия — сказывалось отцовское воспитание и дружба с братьями. Поэтому она легко и умело проделывала самые сложные движения, при этом умудрившись ни разу не поцарапаться.
— Обычно после первого раза девушки заливаются кровью, — с восхищением отметила Шубад. — У тебя ловкие руки.
Воодушевленная ее словами, царевна снова и снова повторяла самые трудные па, подбрасывала кинжалы, ловила их в прыжке и вопросительно смотрела на свою наставницу, ожидая новой похвалы. Однако Шубад не увлекалась поощрениями. Удостоверившись, что ее ученица делает успехи, жрица заявила:
— Теперь, когда ты выучила все движения и постигла их затаенные смыслы, забудь о правилах!
— Как это? — ошарашенно спросила Тадухеппа.
— Очень просто. Чтобы получился настоящий танец соблазнения, ты должна взять из каждого понемногу. Из какого больше, а из какого меньше — почувствуешь по ситуации. Ты поймешь по настроению мужчины, кого бы он хотел видеть в этот момент — послушную рабыню или грозную воительницу. И конечно, ты должна прислушаться к себе. Кем ты себя видишь — тем и будь. Все зависит от тебя.
За недолгое время знакомства с Шубад царевна привыкла к ней и неожиданно для себя самой привязалась. Мать Тадухеппы умерла шесть лет назад, при родах своего последнего, одиннадцатого по счету, ребенка. Вряд ли царевна отдавала себе отчет, но ей нужна была взрослая женщина, которая могла бы выслушать и дать дельный совет. Отец, конечно, был мудр, но у него были совсем иные заботы. Поэтому, когда Тушратта объявил дочери день отбытия, первым ее вопросом был:
— Шубад поедет?
— Да, я тебе об этом давно говорил. — И, видя выражение огромного облегчения на ее лице, ревниво прибавил: — Может быть, скажешь отцу, что будешь скучать?
Блаженство на лице девушки сменилось удивлением, а затем гримасой боли.
— Отец! — И она бросилась ему на шею, обливаясь слезами.
Впервые она по-настоящему почувствовала, что ей придется уехать далеко от дома и она никогда не увидит людей, рядом с которыми родилась и росла. Конечно, ее служанки, вся челядь ее покоев отправятся с ней и будут окружать заботой, как и прежде. Но Тадухеппа была царственной особой, эта забота была чем-то само собой разумеющимся, чего она даже не замечала, как не замечала и людей, которые были ей не ровня. А отец, братья, сестры, члены их семьи, придворные — все привычные лица, которые она видела каждый день, с которыми дружила, ссорилась, мирилась, играла, даже дралась, — они вдруг все вместе канут в прошлое, навсегда исчезнув из ее жизни. Ей стало страшно, очень страшно. И в этой пустоте грядущего одиночества, которая поджидала ее совсем близко, единственным светлым маячком была Шубад.