Кики невольно вспомнились громадные очки Томбо. Интересно, что он видит через них? Ей вдруг подумалось, что эти очки — они точно такие же, как ключ от «ну-а-вдруг-шкатулки», тоже позволяют видеть разные чудеса повсюду.
Дзидзи снова подал голос:
— Знаешь, Кики? Давай ты и я, ведьма и ведьмин кот, тоже всегда будем оставаться чудом. Но не каким-то там простеньким чудом, а потрясающим! И будем таким чудом по меньшей мере сотню лет, как та шкатулка… Нет, даже дольше! Давай, а?
— Давай. Ты прав, давай! Чтобы сердце всегда билось в предвкушении!
— Хм, ну да. Я хочу всегда быть резвым и проворным, как рыбка. — И Дзидзи задергал носиком, словно учуяв где-то поблизости запах рыбы.
От Томбо пришло письмо.
Кики, как у тебя дела? У меня все прекрасно, не о чем волноваться. В твоем письме, которое я получил на днях, ты спрашивала, не одиноко ли мне. Но мне совершенно и абсолютно не одиноко, все хорошо.
Кики подняла глаза от письма, горько скривила губы, с которых готова была сорваться жалоба.
— Совершенно и абсолютно, видите ли… Аж досада берет.
Письмо продолжалось.
Не волнуйся, Кики. Я тут со своими насекомыми никогда без дела не сижу. На днях меня пригласили в детский клуб, что неподалеку от школы. Клуб называется «Поиграем!». Там хотели, чтобы кто-нибудь из школьников пришел к ним в «Поиграем!», и предложили пойти мне. Замечательно, правда ведь? «Поиграем!» — я это слово уже забывать почти начал…
Губы Кики невольно поджались в печальной улыбке.
— Даром что я постоянно это слово говорю… Вре-ди-на!
Она продолжила читать.
Я принес туда всякой разной живности. Улиток, божьих коровок, дождевых червей, кузнечиков, богомолов, многоножек, мокриц…
Все эти создания столько уроков мне преподали, столько всего рассказали, он мне все равно что учителя! Я захватил с собой большую лупу, и она очень пригодилась, ребятишки так радовались, когда я им все показывал в увеличенном виде!
«А-а, богомол такой страшный!»
«На червяках полосочки! А на шее вроде воротничка!»
«А у кузнечика ноги такие сильные, сразу видно!»
Они пристально всех разглядывали и таращили сияющие глаза. Выходит, вся эта живность не только меня способна увлечь. Дети замерли поначалу, наблюдая за тем, как копошатся насекомые, а потом кто-то закричал: «Вот бы мне стать одним из них!» И все тут же принялись подражать насекомым. Сначала только руками, но потом так увлеклись, что они стали пытаться бегать и прыгать, как насекомые. Между тем еще и песенки придумывали про своих персонажей! Я запомнил некоторые, напишу тебе.
Червячок-червячок, где же твои ушки?
Ты слышишь меня?
Меня зовут Ако!
Это малышка Ако напевала. Я сам иногда воображаю себя на месте какой-нибудь живности, вот и с Ако та же история вышла. А вот еще одна песенка… ее пел мальчик по имени Кон.
Малыш идет — топ-топ.
Кузнечик — скок-поскок.
Мама на руки возьмет — никто не упадет!
Это Кон увидел, как маленького кузнечика носит на спине кузнечик побольше, и решил, что это мама с малышом. Я не стал уж объяснять, что это на самом деле была супружеская пара… Я порой испытываю зависть, глядя на насекомых. А еще я проникаюсь к ним огромным уважением.
Итак, ребятишки стали изображать всевозможную живность. И получалось это у них очень даже неплохо! Вот только многоножку изобразить никто не взялся.
«Она противная!»
«У нее это руки или ноги? У меня столько нет!»
Бедная многоножка, никому-то она не приглянулась… В конце концов кто-то предложил: «Томбо, может, вы будете многоножка?» Я? Многоножка?.. Я невольно вздохнул. Нет, конечно, у нее есть свои привлекательные стороны… Но мне, летучей стрекозе, да стать ползучей многоножкой?.. И все же отступить я не мог. Так что я взял и на глазах у малышни превратился в многоножку! Стянул ботинки и носки, лег животом на землю, зашевелил руками-ногами-пальцами, как только мог, вторил движениям многоножки, вилял-вилял, полз-полз вперед. И что, ты думаешь, я в итоге услышал?
«Какая худенькая многоножка!»
Вообще-то, многоножки от природы тоненькие… А потом дети зашумели: «Еще ползи, еще, вперед!» И я полз и полз, вилял и вилял… Где-то метров двадцать одолел. Ох и тяжело же мне пришлось! Оцарапал кончик носа, ладонь рассадил. Лизнул ссадину — терпко. Земля терпкая на вкус. После этой попытки я по достоинству оценил трудности многоножек. Так что мне, Томбо-стрекозе, жаловаться совершенно не на что, тем более на одиночество.