Уи достала из стоящей рядом коробки иглу с продетой в нее ниткой и привычными движениями пришила доставленную Кики пуговицу на место. А потом продела пуговицу в надлежащую петлицу, встряхнула жилет, разворачивая, и аккуратно сложила его.
— Вот, теперь все готово.
Уи прижала жилет к груди, словно обнимая его, а потом ее глаза немного растерянно забегали по сторонам.
— Послушай, Кики, у меня к тебе одна… просьба. — Уи вдруг порывистым движением протянула жилет Кики. — Вот, доставь его! Вместо меня!
— Что-о?
Этого Кики никак не ожидала. Ведь она сразу догадалась, что это подарок предназначен мэру.
— Отвези его мэру, он должен быть сейчас под часовой башней.
Кики не ошиблась. Но почему она?
Уи прятала взгляд.
— Но послушай, Уи, разве не лучше будет тебе самой отнести его? То, что сделано своими руками, и передавать нужно из рук в руки.
— Не нужно. Помоги, прошу.
Уи смущенно поежилась, сейчас она была сама на себя не похожа.
— Ну я прошу тебя! И передай, пусть надевает, если станет зябко. — Уи буквально втиснула жилет в руки Кики. — Там в кармане письмо вложено.
«Вот я бы на ее месте, если б сшила такое чудо, то пошла б сама, хотя бы для того, чтобы похвастаться… Какая она все-таки чуднáя!»
Кики полетела к часовой башне.
Мэр, в рубашке с закатанными рукавами, сидел и что-то записывал в бухгалтерской книге. Время от времени он протягивал руку к стоящим рядом счетам, сноровисто гонял туда-сюда костяшки и что-то бормотал себе под нос, кивая.
Застав мэра за таким серьезным занятием, Кики не осмелилась его окликнуть. В итоге она просто деликатно постучала в приоткрытую дверь.
— А, Кики! Давно не виделись!
Мэр отложил ручку и раскрыл Кики объятия. Лоб его поблескивал от пота. И живот в самом деле заметно выдавался вперед, как и сказала Уи.
Когда Кики прилетела в город, мэр только-только занял свой пост. Это был молодой и честолюбивый юноша, который теперь превратился в представительного зрелого мужчину. И по всему было видно, что человек он занятой и работящий.
— Вам посылка от Уи. Ну, той девушки с рынка «Всякая всячина»…
Кики протянула мэру жилет, а тот залился румянцем.
— Она просила передать, чтобы вы надевали его, если вам станет зябко. И что в карман вложено письмо для вас.
— Письмо! — Мэр вздрогнул всем телом. А потом как-то неуверенно погладил жилет, уставившись в пол.
Наконец он вздохнул, и с его губ сорвалось:
— Ну и как же мне быть?.. Она постоянно шлет мне письма… Ты только взгляни!
Мэр протянул Кики письмо.
— Я не могу понять смысла, как ни стараюсь! Судя по всему, это такие стихи… Ну, хотя бы это я способен понять.
У мэра был совершенно беспомощный вид, он даже словно бы съежился.
— Не могу же я попросить ее, чтобы она мне объяснила, что тут имеется в виду, это было бы страшно невежливо… К тому же, если вдруг кто узнает, что мэр не способен понимать поэзию, горожане могут забеспокоиться об уровне образования в городе…
Вот такие стихи были в письме:
— О-ох… — Мэр снова тяжело вздохнул и уставился на письмо.
— Ведьмочка, ты-то хоть понимаешь, что написано в этом стихотворении?
— Да, более-менее… И это чудесные стихи! — Кики подумалось, что они как нельзя лучше отражают ее собственные чувства.
— Раз ты более-менее понимаешь, то и мне должно быть понятно. Она наверняка написала это на берегу. И волны шелестели и плескались… От этого звука на душе спокойно становится. Мне очень нравится, красивое стихотворение. Но она ведь, наверно, хочет им что-то мне сказать? «Вечно там, вдалеке» — это значит, что город должен заботиться о своем побережье вдоль всей границы, содержать его в чистоте, так ведь, наверно?..
Мэр вперил глаза в пол. Кики тоже начала изучать свои ноги, но щека у нее так и дергалась. Ну надо же, он в самом деле такой толстокожий, ничего не понимает! Чем больше Кики думала о том, что смеяться нельзя ни в коем случае, тем смешнее ей становилось.
— Знаете, вы в самом деле замечательный мэр. Что бы ни случилось, вы все время только о благе города и печетесь.
— Ну разумеется! А как иначе?
Мэр энергично кивнул в ответ на слова Кики, словно она сказала самую очевидную вещь, и слегка выпятил грудь.
— В этот раз она написала о волнах, в прошлый — о камешке. Где же… А, вот оно.