— Э…ну, она очень красивая, — осторожно начал он.
— Красивая, — со вздохом повторил Вихр и просунул палец в дырку на подоле рубахи. — Да, точно. И на отца ее десяток батраков работают. А Нитка?
Лесн, только что стащивший из отцовой корзины ягоду, поперхнулся. Откашлявшись, он просипел:
— Эээ…ну, ты попробуй…
Вихр подскочил.
— Да! Да! Попробовать!
Однако энтузиазм его иссяк на третьем слове, и он опять сел на пол, скрестив ноги.
— Ну…а если откажет? А вдруг еще и посмеется? Тогда хоть из поселения уходи! До конца жизни позора хватит! Слушай, Кикимор, а у Красника с Плетуньей случайно нет где-нибудь родственников? Далеко-далеко? Я за еду и крышу работать буду, я способный!
Лесн нахмурился.
— Почему Кикимором зовешь? — спросил он с недобрым прищуром. — У меня имя есть!
Друг стушевался.
— Ну так тебя теперь все так зовут…
— Кто это все???
— Да вот кики. И моры. А с их подачи и поселенские тоже. Ты не сердись, а? Прижилось уже.
Легко сказать, не сердись! Кикимор, кикимора — это всегда были слова-ругательства. Мол, кикимора ты болотная, змея подколодная и т. д. И хоть зародилось оно как отражение чудовищности смешения крови кик и мор, а значит, в общем-то, в отношении Лесна могло быть употреблено с чистой совестью, все равно неприятно, когда твоим вторым именем становиться хулительное слово. Вот отец Красник-Художник, мать Плетунья-Ниточница, а он, получается, будет Лесн-Кикимор? Все равно, что Вихр-Дурак, например! Полукровка вспомнил, что друга давно кличут Сирота, и немного остыл.
— Вот сволочи! — эмоционально охарактеризовал он гостей.
— Кто?
— Все! Кики! Моры! Разница не велика.
Вихр промолчал. Для него разница была: мор Хил всегда с ним приветливо разговаривал и даже пару раз бросил по красному знаку за усердие. На эти деньги парень хотел справить новую рубаху — как раз к Дню Урожая.
Полукровка повертел опять пустой лист, порезался об него и выругался.
— Тысяча проклятий!
Вихр задумчиво смотрел, как бумага впитывает кровь.
— Лесн…а ты не хотел бы найти настоящих родителей?
— Нет! — однозначно высказался подросток, сунув пострадавший палец в рот. Друг опустил глаза вниз — и увидел, что на листе появилась запись.
— Смотри!!!
Полукровка взял бумагу.
— "Желаю здравствовать, Кикимор". — Прочитал он и скривился. — Ну, здравствуй, дряхлая бумаженция! И что тебе от меня надо?
Как не странно, бумага ответила — предыдущие строки исчезли, зато появились новые.
"Не мне, а тебе! Сила! Но обретешь ты ее только после того, как выполнишь три загадки-поручения! Такова воля Альхииры."
— Ишь ты! Поручения! А может, мне и не нужна ваша Сила!
"Нужна. Твоя кровь жаждет перемен, жаждет власти и новых способностей! Или ты боишься?"
Лесн торопливо повернул лист так, чтобы Вихр не видел написанного. Друг читал кое-как и то только потому, что его научил Лесн, но все таки…
— Что там? — Сирота как назло придвинулся ближе.
— Да так. Говорят, надо пройти испытания.
— Ух ты! — восхитился парень. — А какие?
"Победи ложь."
— Что написано?
На этот раз Лесн развернул лист к другу.
— Победи ложь, — прочитал он. — Бред какой-то.
Полукровка повертел в руках тут же опустевший лист, посмотрел на заходящее солнце и спросил:
— Тебе в гостиный дом надо?
Вихр понуро кивнул.
— Но как Чернобород отпустит, я к тебе сразу же зайду! — пообещал Сирота.
На том и распрощались.
Жад переминался с ноги на ногу — стыдливо краснеющий и от этого выглядящий весьма глупо. Этакий четырнадцатилетний плечистый амбал с нежным румянцем на щеках.
— Что-что нужно? — переспросил Лесн, не поверивший своим ушам.
— Эээ…помет загрызки…
Подростки одновременно покосились на ведро, стоявшее у ног пахарского сына и совковую лопату в его руке.
— Маме сказали, что разведенный с водой в определенной пропорции он служит хорошим удобрением и увеличивает урожай в три-четыре раза!
Было видно, что парень сам не верит в то, что говорит, однако деваться ему некуда. Лесну хотелось ответить, что матери однопоселенца нужно сказать, чтоб она глупостями маялась поменьше да не слушала всяких дураков, но это в общем-то было не его дело, и полукровка только спросил:
— А я-то тут при чем?
— Так ты же все леса-болота исходил! К кому же еще идти? К тому же все знают, что кик дорогу к дому всегда проложит. А ты же Кикимор.
Слово неприятно резануло слух, но Лесн сдержался, промолчал. Кажется, ему это обращение теперь слышать в свой адрес до конца жизни.