Близнецы начали яростно спорить, что дало Высе возможность незаметно скрыться с их глаз. Она поправила рукав платья, чтобы точно не было видно синяков, оставшихся на руке от грубого захвата, и медленным шагом направилась к Соленой площади.
Медленным — чтобы было время передумать.
Когда Лесн, выполнив все поручения, вернулся домой, отец уже заканчивал приготовление красок, а мама накрыла на стол. Подросток отвел лошадь пастись под присмотром Хвоста, помыл руки и зашел в дом. Мать сидела у окна и перебирала разложенные на лавке и столе вещицы, у ее ног стоял большой плетеный короб со старой или ненужной одеждой. Когда входная дверь бухнула, закрываясь, женщина вздрогнула и посмотрела на вошедшего. Увидев, что это Лесн, она немного отрешенно улыбнулась и протянула к нему руку с зажатой в ней рубахой.
— Помнишь? Я делала ее тебе во время болезни. Счастливая вышивка. Кажется, из нее состоит вся рубашка — так мне хотелось, чтобы ты выздоровел, остался с нами. И ты остался. А вот лоскутное одеяльце. У нас тогда совсем плохо было со знаками, не то что золотых — обыкновенных дома было не найти, а зима выдалась как никогда холодная. Даже снег шел, хотя мы привыкли думать, что снежным могут быть только вершины Белых гор. А укрывать тебя было нечем. Все лоскуты подсобрала, травой, пухом и шерстью набила и ничего, смотри какое интересное вышло одеяльце! Ты, наверно, не помнишь, маленький совсем был… — она прижала одеяло к груди словно великую ценность.
— Помню, — Лесн присел рядом и обнял мать за плечи. — Я помню ту зиму. И как ты сутками сидела у кровати, когда я болел, тоже помню. О чем ты грустишь?
— Да так, перебирала старые вещи, и вдруг нахлынуло… Лесн, ты просто знай, что мы зла тебе никогда не хотели, даже если вдруг были когда-то строги или несправедливы.
Полукровка испуганно сел перед матерью на корточки и заглянул ей в глаза.
— Мам, ты чего? Что-то случилось?
— Нет, что ты! Просто… Просто помни, что мы тебя любим, ладно? И что мы всегда готовы помочь.
— Мама, — он взял ее руки, исколотые иглами, в свои. — Я никуда не собираюсь уходить. По крайней мере ближайшие пять-шесть лет. Я вас люблю, вы — мои родители и других мне не надо. И я в любом случае всегда буду о вас заботиться. Вы не останетесь одни. Никогда. Понятно?
— Да, — она поцеловала его в лоб, как целовала маленького. — Я знаю. Просто никак не могу дождаться, когда они уедут из Бровок, эти нежданные и нежеланные гости.
— Ох, а как я жду! — совершенно искренне воскликнул парень.
— Так, это что тут за нежности, когда обед стынет? — шутливо нахмурился вошедший отец. Он поцеловал жену, потом хлопнул одобрительно сына по плечу и спросил: — Мы есть-то будем?
— На столе уже все! — немного ворчливо отозвалась мать. — Сами не наложите, что ли?
— О! Нет-нет! Какой обед без матери семейства? Брось свои тряпки, потом их разберешь, идем с нами кушать.
Семья вышла на крыльцо.
— Кстати, Лесн, сходи вечером Жада проведай, говорят, он с Угелом серьезно подрался. А вы все-таки последнее время много общались, не хорошо не интересовать здоровьем товарища.
Кикимор промычал в ответ что-то нечленораздельное — благо мать уже заполнила их тарелки и ему было чем занять рот. Ага, общались. То одну дурную идею реализовывали, то другую. А потом еще и поссорились.
Но сходить наверно и вправду надо.
Прежде чем выйти на улицу Выса долго крутилась перед натертым до блеска тазом, который держала Прина.
— Красивая, — вынесла вердикт подруга. Выса нахмурилась. Она знала, что "красивая" — это не про нее, но зачем-то надела новое платье и переплела по-кикски волосы. Хотя ее ждали всего лишь Злена и пара ее подружек.
— Платье? — уточнила она.
— Платье конечно сшито отлично, — серьезно кивнула Прина, — Но ты тоже хороша.
— Да ну, — отмахнулась девчонка, тут же отворачиваясь от таза. — Красивая — это как Злена.
— Глупости! — фыркнула кузнецова дочь. — На самом деле нет никаких эталонов! Одному нравятся блондинки, другому брюнетки, кому-то — статные, кому-то — миниатюрные. Один говорит — хорошо, чтоб была стройная как тростиночка, а другой эту тростиночку назовет ручкой от метлы, ему видите ли по нраву, чтоб и спереди и сзади было, за что подержаться, а доска-плоскодонка ему ни к чему. Так что все это чушь. К тому же Злена твоя тут свеклой натерла, там красникой подкрасила — вот и красавица.
— Не одобряешь, что иду? — догадалась Выса. Прина пожала плечами.
— Иди, не все же тебе ко мне бегать. Только будь поосторожней, Злена эта ох не проста. Себе на уме девка. Самолюбивая больно да хитрая.