– Ты кто? – спрашиваю.
– Баба я.
– Вижу, что не мужик.
– Профессия такая – баба, а зовут меня Яга.
Тута я и опешил, а дружок мой, наоборот, оттаял:
– Добже дзень, уроджевый паненка!
– Хороши дела! – возмутилась гостья. – сами помочь просят, а потом уродиной обзывают!
– Не обижайтесь, Яга, – появилась из-под пола голова Агнешки, – это он Вас по-польски красавицей назвал. Отец это мой, Мареком зовут.
– А, ну да. Был такой польский журнал «Урода».
– Прости, красавица, – совсем по-русски заговорил кавалер польский, а сам тряпочку золотую басурманскую ей тянет.
Я ткань из ручек его аккуратненько вынул и Агнешке подаю:
– Вот, отец тебе на платье принёс.
Девушка уже вся вылезла, себя суконкой обмотала, в зеркальце не налюбуется. И давай папеньку обнимать-целовать. А тот так растеряно смотрит, не ясно рад или нет. Потом очи его прояснились, снял он кафтанчик с птицами и Яге протягивает:
– Презент.
Та взяла, пощупала, примерила, похвалила:
– Клёво! Халатик самое то после душа носить. Натуральный шёлк. И расцветочка весёленькая. Спасибо, дедуля!
Марек расцвёл, когда баба обрадовалась, а когда дедулей назвала, совсем поник. Чему радовалась Яга я не понял. Наверное, из вежливости к подарку. Кафтанчик на ней сидел нелепо. По размеру сгодился бы, басурманин был толстый. Роста же Яга была богатырского. По длине кафтан стался не больше кацавейки. Ежели без сарафана, только-только прелести закрыть. И кого она в этом халатике душить собралась?
Отворили сундук. Там сперворяд птица золотая лежала. Ну, не птица, изваяние. Будто орёл змею клюёт. Агнешка взяла, стала читать подпись, под птицей накарябанную:
– Басурмане писали: в конце знак, твёрдость означающий забыли. Ки-сло-водск, – прочитала она.
– Халат халатом, – перебила Яга, – а то, что я просила принесли?
Марек подал медную лампу. Яга жадно её схватила и давай тереть. Лампа завыла по-звериному, из неё дым повалил. Осенил я себя знамением крестным, на случай на всякий. Когда дым рассеялся, среди нас появился басурманин в штанах просторных и башмаках с длинным загнутым носом. На лице тоже был мощный загнутый нос, только не вверх, а вниз. По пояс был мужик басурманский голым, и стати не богатырской вовсе. Гость зыркнул по сторонам очами чёрными, остановился на Яге:
– Здравствуй, красавица! Что хочешь, чтобы Маджид для тебя сделал?
– Пжестань мовичь комплименты чуджим пани! – взвился кикимор.
– Прекрати, Марек! – остановила его баба, повернулась к басурманину. – Спасибо, Маджид! Пока ничего не нужно. Проверила просто. Отдыхай пока.
– Не за что, богиня! Раз у вас тут полный шуры-муры, я лишний. Первый заданий выполнен.
– Блин! – Баба Яга схватилась за голову, – готовилась не попадаться на джинские уловки, а попалась как последняя дегенератка! Теперь только два желания остаётся. Что там по пациенту? – она повернулась к Агнешке.
– Траву я подожгла все засыпают.
– Отлично! Тащите его сюда. Я пока камуфляж наведу, да печку натоплю.
– Летом? – удивился я.
– Так надо!
Агнешка скоренько объяснила нам, что Яга будет Добрыню лечить. Она дымом специальной травы усыпила всех в поповском доме. Нужно парня в нашу избушку приволочь. Приволокли. Где на колясочке, где на горбу, а допёрли с божьей помощью. Бабу я сразу не признал: дерюгу на себя напялила грязную, лицо сажей вымазала. Прямо настоящая сказочная Яга.
– Не хочу, чтобы меня потом признали и в речке за ведьмовство утопили или на костре изжарили.
Положила Яга мальца на полати лицом вниз, руками щупать стала. Да не ноги хворые, спину щупает:
– ДЦП нет, уже хорошо. Сколиоз, остеохондроз от лежания. В вашей сказке всё поправимо. Тащите к печке, мышцы разогреем, чтобы эластичными стали.
Потащили мы Добрыню к устью печному, а он возьми и проснись. Кричать начал, сопротивляться. Яга подошла, положила руки ему на спину и резко надавила. Добрыня взвыл волком раненым и затих, касатик, как померший. Целительница говорит:
– Тащите его домой, пока родители не проснулись. На ноги можете кратковременно ставить, но держите, чтобы не упал.
Вот так исцеление и произошло. Ещё про Ягу рассказать? Делать мне больше нечего. Выдастся час, расскажу. Покуда на сегодня хватит, а завтра вам Никодим по Любаву наврёт.
Глава 4
Роду Любава была не то чтобы княжеского, но боярского, это точно. Отец её, Путислав Святославович, был головой города Тарусы. Наследника боярину Бог не дал: жена скончалась при родах дочери, а новой супругой Путислав так и не обзавёлся. Видать, однолюб был. Всю свою любовь недопотраченную на дочку перевёл. Ни в чём Любава отказа не знала. Для нарядов у неё целая горница была выделена. Если на праздник появлялась в нарядном сарафане, то на другой повод его нипочём не наденет, подружкам, что победнее, подарит. А за сундучок с украшениями золотыми да самоцветными можно было весь двор целый год содержать. И ведь не грамма серебра, не любила его Любава. «Серебришко пущай купчихи безродные носят, – заявляла гордая боярышня, – мне – не пристало!».