— Постой, постой, — думает. — Иван-то на двух ногах ходит.
Вспомнилось ей сразу, как младенцы на подворье царском в кроватках на четвереньках ползали. Только вот с третьей ногой все никак не складывалась. И сбоку она ее Ивану приставляла и спереди, не видела она смертных таких.
А царевич тем временем бегать умаялся и решил дальше путь свой держать. Сел на бережку и посох из ветки дубовой выстругивает. А как окончил он работу свою, сразу Болотница поняла, что третья нога — это палочка, на которую в старости люди опираются.
Черт с бесом поначалу отнекивались на ответ ее, а потом глядят, вроде бы действительно все сходится.
Так и пришлось им Марфушу отвязывать и с Иваном отпускать.
Болотный как вернулся, да что случилось, узнал, чуть черта с бесом не прибил. Но сказала ему Баба Яга, видно судьба у дочери его такая. А что молода пока, так это дело поправимое, и порошок волшебный дала.
— Ежели с молоком принимать пару раз на дню, — говорит, — быстро расти будет, и через годик-другой с суженым своим сравняется.
Здесь и сказке конец.
А кто слушал — молодец.
СКАЗ ПРО СЕСТРИЦУ АЛЕНУШКУ И БРАТЦА ИВАНУШКУ
— Страшно мне, сестрица Аленушка.
— И мне боязно, братец Иванушка. Но сил уж никаких нет мучения эти сносить.
— Глянь, они, кажется, топиться собрались, — Пшелты толкнул в бок сидящего рядом черта. — Камень на шею прилаживают.
— Тебе-то что, — Щасвернус посмотрел на детей. — Еще один водяной с русалкой появятся.
— Сдается мне, рановато им еще духами оборачиваться, — ответил на то бес и полез в речку.
Стоило ему чудовищем рогатым из — под воды появиться, как Аленушка с Иванушкой со всех ног в деревню бросились и о камне с веревкой тут же позабыли.
— Выяснил я, отчего они топиться собрались, — сразу выложил Пшелты, повстречав на следующий день Щасвернуса. — Отец у них последнее в доме пропивает, а как придет, еще и рукам волю дает.
— Знаю я его, — вспомнил черт. — Однажды меж трех сосен раз двадцать водил и из лужи напиться заставил.
— Слушай, а давай… — Пшелты зашептал чего — то на ухо другу.
— Так, это копытце бычье, это — лошадиное, а это — козлиное. С какого начнем?
— Пускай сам выбирает, — Щасвернус оглядел три лужи. — Нам-то не все ли равно?
— И то верно, — согласился Пшелты. — У смертных всегда свобода выбора быть должна. Главное, ты его досюда доведи.
— Шумели три сосны, — пытался петь нетрезвый голос.
А вскоре из — за поворота показался и сам пьяница, тщательно направляемый Щасвернусом. Запнувшись о ногу Пшелты, он со всего маху грохнулся в дорожную грязь, как раз недалеко от трех сверкающих в закатных лучах солнца небольших луж. Одолеваемый чувством жажды, мужик, не задумываясь, пополз к ближайшей.
— Ты смотри, сработало, — обрадовался Щасвернус.
Посреди дороги стоял здоровенный бык.
Погоревало семейство об отце и муже пропавшем, хоть и непутевый был, а все равно жалко. Но делать нечего, надо как-то дальше жить.
А тут еще бык здоровенный приблудился. Мать Аленушки и Иванушки поначалу прогнать его хотела, но тот, подгоняемый чертом и бесом, прямиком в стойло направился. Порешили тогда, нехай поживет пока, а ежели хозяин объявится — пусть сразу и забирает.
Бык, правда, протрезвев, буянить принялся, но бес его быстро осадил. Коль смирно себя вести не будет — навсегда в шкуре звериной останется и на прокорм семейству своему пойдет. А так, надежда все-таки имеется, что в человека когда-нибудь обернется. И в утешение ведро рассола огуречного поставил.
Всю весну на быке пахали и соседям попользоваться давали. А как лето подошло, да рожь с овсом созревать начали, Пшелты с Щасвернусом ведро из другой лужи принесли.
Глядит семейство с утра, украли быка, а вместо него мерина лохматого оставили. Но и то хорошо, есть на чем урожай с поля возить да на ярмарку в город за покупками ездить.
К зиме ближе посчитали черт с бесом, накладно лошадь в хозяйстве держать, и из третьей лужи мужика напоили. Хоть и толку от козла почти никакого не было, сена он не в пример мерину самую малость жевал.