Начал Терентий:
— Дух каждый предназначение свое блюсти должен. И дело, что Велес положил, с усердием творить. А чтоб жизнь достойную прожить и уважение иметь — дом поставить, жену завести, детишек народить.
— Согласен, — Созерцатель ему отвечает. — И много чего еще сам добавить могу. Только забывать он не должен, что душа у него тоже имеется. И пищи особой она требует.
Перебил тут его Терентий:
— На солнышко что ль смотреть? Иль птичек слушать? А кто ж трудиться-то тогда будет?
Зашумели позади него одобрительно.
— А мы работы и не чураемся, — Созерцатель отвечает. — Только полагаем при том, ежели дух по землям окрестным не побродил да о предназначении своем не подумал, то дни свои впустую растрачивать будет.
Долго они еще спорили. Не раз Терентий на крик срывался и уйти даже хотел. Но закончилось время отведенное, и духи лесные голосовать начали. Ежели черный камень в котомку бросят, значит за Терентия они, а если белый отдадут, Созерцателя речь им более по нраву пришлась.
Как камни все подсчитали, перевес на стороне черных оказался. Но и белых достаточно было. Видать, сумел-таки странник словами своими в душах сомнение поселить.
Долго Федор раздумывал, какой камень в котомку голосовательную отдать. По нраву ему речь духа бродячего пришлась, но и положение беса главного обязывало. И решил он в последний момент на волю случая положиться. Глаза закрыл да первый попавшийся и бросил. А потом смотрит — в руке черныш остался.
Утихомирились духи лесные и спать разошлись. Но завыли вдруг ночью звери жалостно, птицы с гнездовий своих снялись и с криками кружить начали. А из лаза, что в Пекло подземное вел, стая волков сумеречных, вестников черных, вырвалась и к болотам дальним понеслась.[120]
Серафим сразу неладное почуял и жену разбудил. Выбежали они из дома, а волки уж поляну всю кольцом окружить успели. Только глаза огненные в темноте горят. Златогорка сразу гостей непрошенных узнала, свистнула громко по-соловьиному и духов спящих разбудила.[121]
Повыбегали те из шалашей, по поляне мечутся, делать чего, не знают. Ужас несказанный их охватил, от воя неземного волосы дыбом встали, и бежать со всех ног хотелося. А волкам как будто это и надо было. Сдвинулись в сторону малость, и проход меж собой открыли. Только не учли они, что Златогорка не раз уж с ними встречалася и повадки их наизусть выучила. Бросилась она к склянкам с благовониями и духам вкруг себя разливать велела.
Заметались волки от запаха нестерпимого, а тут Серафим ветку горящую схватил и вперед ринулся. Странники потихоньку в себя приходить стали и на помощь ему пришли. Завязалась битва жестокая, но посланники пекловы духов теснить начали.
Братья Златогоркины, свист призывный сестрицы услышав, сразу на помощь бросились. А как увидели, что на поляне творится, чертей звать побежали.
Как Верзила молотом бога северного размахивать принялся, волки в стороны разные полетели.[122] Но повисло на черте могучем сразу четверо, челюсти сомкнули, не отодрать никак. Не растерялся Рыцарь доблестный и о деревья ворогами колотить принялся. Чтоб успокоились малость и обычаи местные уважали.
До утра самого битва великая продолжалась, а как солнца лучи первые показалися, шкура на волках дымиться начала.
Вожак их знак подал. Сбились они в стаю опять и назад к лазу подземному понеслись.
Целый день Серафим раны ночные залечивал, а к вечеру собрались странники и дальше в путь двинулись. Не хотели они больше духов лесных опасности подвергать.
Но больше их стало. Два черта да русалка молодая мир посмотреть вместе с ними пошли.
Константин, после раздумий долгих, остался-таки в озере своем. О девах водяных да духах больных заботиться. Только по-другому он теперь на мир вокруг себя смотреть начал и думать по-другому стал.
Но здесь уж новая сказка начинается.
А этой конец пришел.
Что с Водяным Константином сталося, в главе двадцать четвертой сказывается.
А далее нас царство подземное дожидается.
Глава 22. НИЙ И ИОСИФ
В который раз Ний дощечки, Стасом исписанные, просматривал. Удача редкая, когда все по задуманному идет. Но в этот раз, похоже, так и случилося.
Как Иосифа схватили, черти сразу каяться побежали.[123] Десять писцов еле справились, оправдания их записывая. Посчитали, видать, чем больше сподвижников выдадут, тем вернее прощение заслужить смогут. Наивные.
120
121
122
123