Но не всем, видать, по нраву это пришлось. Испугались черти, что теперь и их болота, округ лежащие, чистить заставят. Собрались как-то гурьбой и к Константину прямо отправились.
— Ты давай, того, заканчивай, — самый шугутной с ходу заявил.
— Нечего тут порядки свои устанавливать, — Федор ему вторил. Он тогда просто бесом был и мало чем от других чертей отличался.
А Водяной стоит молча, слушает, ничего не говорит. Разозлило это гостей непрошенных пуще прежнего.
— А не послушаешься ежели, — грозить начали, — грязью закидаем. Не выкарабкаешься.
Константин и на это ничего не ответил. Развернулся и под воду нырнул.
Хоть и много чертей было, поостереглись они в озеро лезть. Вода завсегда на стороне водяных была. Засосет в яму глубокую, неделю назад не выберешься.
Покричали на берегу, копытами потопали, пару камней вослед запустили и к себе убрались.
А Константин и не думал работу свою бросать и, как озеро в порядок привел, за окрестности принялся. Леший Тихон сразу на его сторону встал, и, сколько черти не противились, пришлось им и тропинки прочищать, и мох на кочках расчесывать. Поминали они часто Водяного словами нехорошими. Но когда русалки да берегини в лесу селиться начали, успокоились малость.[130] А потом и сами привыкли, будто так и было всегда.
Теперь уж бес Федор ими командовал и чистоту да порядок наводить заставлял. И так озеро новое по нраву ему пришлось, что даже дом свой на берегу поставил.
Тогда же Константин и жену свою повстречал. Благослава, Блага — по-домашнему, берегиней тихой, но хозяйственной была и во всем начинания мужа поддерживала. Хоть и корила иногда, что о прибытке тот беспокоится мало.
Не народилось у них детишек своих, потому и привечали всех, кто к озеру забредет. Никто без подарка иль слова доброго не оставался. Даже примета такая сложилася. Ежели с Константином по душам поговорить, сразу беда отступает, и жизнь на долю путь держит. Вот и тянулись к нему духи с невзгодами да болезнями. И часто Водяного на берегу видели то лешего, то черта болотного утешающего.
Но к Кикиморе у них с женой особое отношение было.
В первый раз повстречал её Константин в деревне, на подворье воеводином. Набросилась она на него ни с того ни с сего, пока они с Банником Егорием о своем переговаривали. Мокрятником безлапотным обозвала и сердито ногами топала.[131]
Константин сразу вспоминать бросился, не сказал ли о ней слова худого, иль обидел чем невзначай. Только ничего такого припомнить не смог и порешил про себя, что обозналась, верно, иль сильно не в духе нынче была. Не вовремя, видать, под руку ей попался.
Не долго Водяной обиды про себя держал и Кикимору, вскоре в озеро к нему пожаловавшую, простил и пожить оставил. Понравилось той у Константина с Благой гостить. Напомнили они ей папку с мамкой, что в деревне далекой осталися. И выслушают, и пожалеют, и вкусненьким обязательно накормить не забудут.
Привязалась Кикимора к семейству водяных и проведать их часто заглядывала. О жизни своей расскажет, совет мудрый выслушает, по дому иль в озере прибраться поможет. Да и те к ней давно уж как к дочери родной относилися.
Не знала Кикимора, сколько раз Константин с мужем ее говаривал. Чтоб старших в Школу лесную отдал и учебе жены не противился. А как дело до развода дошло, согласие свое дать упросил. Но главное, чтоб детишек малых не забывал и чем мог, помогал обязательно.
А после со Стасом беседы воспитательные вести пришлось, хоть и недолго жизнь совместная у них продолжалася. А как узнал, что детишки старшие от рук отбиваться начали и с чертями отъявленными дружбу завели, весточку в тридевятое царство послал. Водяной местный с сестрицей Кикиморы переговорил и в лес Заповедный съездить её надоумил.[132]
В наводнение великое Константин сразу чертей себе в помощь призвал и духам на место сухое выбираться помогал. Так что, как очередь до Дома красоты дошла, стоял тот уже по крышу самую затопленный. Стал он с женой думать, чем дочке их названной помочь. Богатств больших не нажили они, а от слов в деле этом не велика польза будет. Три дня Водяной в раздумьях ходил, а потом на окраину леса Заповедного отправился. И уговорил-таки духа болотного два сундука Кикиморе взаймы дать. И сам за возврат долга того поручился.
130
Славяне представляли русалок в виде красивых девушек с длинными распущенными волосами и в белых одеждах. Их облик в виде девы с рыбьим хвостом не был основным, но понравился литераторам и стал более известен.
Как и всякий дух, русалки умели оборачиваться животными или птицами, а то и стогом сена. Но это отнюдь не безобидные духи. Они могут утопить купающегося или защекотать до смерти.
Берегини — ближайшие родственницы русалок, но многие из них предпочитали жить в лесу, а не под водой.
131
132