Выбрать главу

Но не ведали они, за какое дело взялись. Дитяти ни минуты на месте сидеть не хотела. То на елку взобраться норовит, то бегать наперегонки по топи непролазной предлагает, а то сядет на кочку и в три ручья заревет. Мол, скучно ей тут, и к папке немедленно она хочет.

К полудню горе-воспитатели и не рады уж были, что Болотному согласие свое дали. Хорошо, что Щасвернус вовремя додумался загадки загадывать.

— В деревне первая невеста, ей пол-локтя довольно места, — говорит. — Зелены кудри мягче воску, а белый сарафан в полоску.

Надеялся он, что долго дитяти ответ искать будет, а та ногами топает.

— Береза это! — кричит. — Нечего такие простые загадывать!

Пришлось бесу с чертом рога чесать да все загадки, которые знали, припоминать. Да только Марфуша не дослушавши сразу ответ сказывает, а потом бегает вокруг, за хвосты дергает и рожицы строит.

Разозлился Пшелты не на шутку.

— Простые, говоришь? — и на Болотницу смотрит грозно. — Вот тебе тогда мудреная загадка будет. Кто утром на четырех ногах ходит, днем на двух, а вечером на три ноги становится?

Хотела Болотница что-то сразу сказать, но видит — не очень ответ ее подходит. На кочку посреди болота вскарабкалась, щеку кулачком подперла, думает, аж уши шевелятся.

Возрадовались черт с бесом и под кустом отдохнуть от трудов праведных прилегли.

— Это кто таков будет? — Щасвернус шепотом беса спрашивает.

— А кто ж его знает, — тот ему в ответ. — Не успел я трактат заморский до отгадки дочитать.

— А как же она догадается?

— Пускай помучается. Глядишь, передых нам до вечера будет.

* * *

Только недолго им радоваться пришлось. Послышался вдруг свист негромкий, и аккурат в кочку перед Марфушей стрела каленая воткнулась, опереньем красным украшенная. Взяла она её в руки, в стороны разные вертит, понять ничего не может.

Но вскоре треск кустов раздался, и вышел к болоту добрый молодец. Кафтан узором золотым сплошь расшит, шаровары шелковые в сапоги сафьяновые заправлены, а улыбка аж в шапку бобровую упирается. Сразу видно — себе на уме.

Болотница поначалу под корягу сигануть хотела, но быстро передумала. Лягушкой большой оборотилася, и на молодца с любопытством поглядывает.

А тот по сторонам посмотрел, видит, нет никого больше.

— Ты это, того, стрелу назад возвертай, — к Марфуше-лягушке обращается.

А у Болотницы сразу план хитрый народился. Взяла она, да на руки ему и прыгнула.

Вздохнул смертный горестно:

— Ну что ж, видно судьба у меня такая, — говорит, и назад в лес направился.

Черт с бесом, как опомнились, сразу за ним бросились.

— Слезай немедленно, — требуют.

А плутовка им и отвечает:

— Скажите отгадку, тогда и слезу.

Так и унес молодец лягушку с собой.

* * *

А это Иван-царевич был, младший сын царя-батюшки. Время сыночкам подошло суженую себе выбирать. Вот и пустили они в небо стрелы каленые. У старшего стрела на двор княжеский упала, у среднего — на двор купеческий, а у младшего самого в лес дремучий залетела.

Как вернулся царевич с лягушкой на руках, стали над ним все потешаться. Обиделся Иван и в покоях своих заперся. Глядит Марфуша, а все стены у него нимфами невиданными увешаны. Кто у моря-окияна на песочке под солнышком сияющим лежит, кто в ручье журчащем купается. И захотелось ей такой же красавицей стать. Взяла от одной глаза волоокие да ресницы великие, от другой — волосы пышные, от третьей — формы округлые, да девою и обернулась. Иван где стоял, там и сел.

А как опомнился, сразу обниматься полез. Но тут черт с бесом подоспели и быстро его окоротили. А потом голоском ласковым и добавили, мол, нечего раньше времени руки свои распускать.

Иван красавицу такую сразу батюшке с матушкой показывать повел. Глядит Марфуша, все ей кланяются, мужики шапки с голов сдергивают, а невесты братьев старших прямо-таки от зависти почернели. Царь-батюшка на пиру по праву руку от себя усадил, икрой заморской потчует. А как пляски начались, прям проходу не дают.

Возвратились ввечеру Иван с невестой в горницу свою, а там уж черт с бесом их дожидаются.

— Повеселилась и хватит, — Марфуше говорят. — Пора в болото родимое возвращаться.

А та ни в какую.

— Средь пиявок и водяных сами, — говорит, — живите. А мне и здесь любо.

Переглянулись Пшелты с Шасвернусом, подхватили Болотницу под белы рученьки и назад в лес понесли. И как ни пиналась та и ни ругалась словами нехорошими, и не думали останавливаться.