Выбрать главу

Стекла визжат, звенят! Вот-вот из рам вылетят.

— Ох, батюшки-светы! — трясутся под одеялами кикиморские жители. — Что они со стеклами-то делают? И выглянуть страшно. Ночью-то они прытки! Не побегаешь с метлой!

А кикиморы расстарались! Ни окошечка не пропустили. Не только на первых этажах, но и на чердаках — друг другу на плечи вскочили и помыли. В луже совсем воды не осталось.

— Со всех сторон людям радость, — шепчут друг дружке. — И окна вымыли, и лужу высушили!

Умаялись с непривычки: шутка ли — по окнам юбками возить! До свету управились, расселись на заборчиках, юбки выжимают:

— Во, как ради людей юбки испачкали. Да нам ради них ничего не жалко! — радуются шепотком. — Сейчас награды дадут! Удивим-то их как! Вот, скажут, какиморки-то наши какие умные, да хозяйственные!

— Мне, может, конфету дадут! — мечтает одна. — Вот такую огромную! — и она во всю мочь развела руками.

— А мне — вот такой пирожок! — хвастается другая, изображая пирожок чуть ли не до неба.

— А мне винограду — вот такую кисть! — подскочила на заборе третья, да так широко размахнула руками, что они стукнулись у нее за спиной. — Падаю! Падаю! — взвизгнула она, взмахнула зелеными лапами и грохнулась с забора.

В домах еще раз вздрогнули все окна.

— Упала, упала! Чуть все кости не помяла! — жалобно запричитала она. И вдруг захихикала. — Ой, глядите, какая от меня ямка под забором сделалась! — и полезла снова на забор, очень довольная собой.

Сидят, ждут. А старушки не выглядывают что-то. Притаились. Отпирать боязно: что еще удумали наши-то бесстыжие? Ох, неладная тишина.

Но вот отомкнулись запоры. Глядят старушки: перед каждой дверью на заборе кикиморка сидит, во весь рот улыбается. Сама в глине — от зеленых лап до ушей, живого места нет, только глаза и блестят. А двор-то! А крыльцо!! А окна!!! Глиняные разводы на стеклах кругами засохли, а посредине каждого отпечаток пятерни!

Ах, ты пропасть! И пошла свистопляска!

Старушки маленькие, слабенькие, а разошлись, будь здоров! Метлы похватали и давай кикимор гонять!

Кикиморки бедные со страху верещат, то в цветник заскочат, то на парник, то на дрова. Поленниц-то сколько развалили! Забор поломали.

— Награда-то где наша? — чуть не со слезами кричат. — Не такую нам награду, не такую!

Ну, не понимают бабки. Развоевались!

Скакали кикиморы, скакали, а потом растаяли будто.

Подденет бабка кикимору метлой — нету кикиморы, а на метле будто сухой листок налип — и несет его под гору.

Другую шлепнет, батюшки-светы — лягушка из-под метлы отлетит и пошла под гору скакать, да быстро так! В глазах рябит.

А то змейка вокруг метлы обовьется — бабка со страху и метлу бросит.

— Ой, батюшки-светы! — крестятся бабки, метлы кинут, да ну под гору ко святой воде бежать от такого-то наважденья.

А всюду по горе вроде змеиного шипенье: это кикиморы сквозь землю утягиваются — спасаются.

Одна Марфутка перед Федорой Святогоровной все скачет и скачет, юбку свою чумазую ей под нос сует, верещит что-то про награду, а толком ничего сказать не может! Перепугалась.

Не понимают бабки никак! Сильно рассердились! А уж когда забор под Марфуткой повалился, так закричали — просто жуть! Все разом ее ловить кинулись.

Чего сердиться-то? Как будто другой поставить трудно. И на что им заборы? Все равно через них бабки не прыгают — не видали ни разу кикиморы.

Тут уж Марфутка, делать нечего, за спину им заскочила, да и нырнула в бочку с дождевой водой.

Сшиблись старушки, глядь — нету кикиморы! Утекла! Растаяла! Под забором ее нет, на крыше нет! За поленницей не прячется! Куда подевалась?!

Оглянулись кругом — чисто ураган прошел. Ой, беда-то какая! Все повалено, порушено. Заохали, запричитали.

Да не видят, что в бочке будто маленький вулканчик бурлит. Это Марфутка сидит-сердится, пузыри пускает. А сама дрожит от страха: вдруг они в бочке метлой пошарят, достанут! И так ей обидно: умела бы — заплакала бы. Что ж это люди? Не любят кикиморок хороших, кикиморок пригожих?!

Сидела-сидела в бочке, а вокруг все ходят и ходят. Ворчат и ворчат. Моют и моют.

«Сами-то моют, а нам так не дают», — горько раздумывала Марфутка. Сидела-сидела в бочке, бурлила-бурлила, да потихоньку и заснула. Со страху-то спится.

День проспала и ночь. К утру проснулась, вытянула голову из бочки — огляделась: нет никого, и помчалась вприпрыжку домой.

ЦАРИЦА ЛЯГУШЕК

Это только зимой кикиморы в самом большом омуте спят. Собьются в кучу, руки-ноги сплетут и сделаются в ледяной воде как стеклянные. Притронешься — зазвенят! А летом — каждая в своей ямке на перине подводной из водорослей, хоть и недалеко друг от друга, кучно, но все же у каждой — свое местечко.