– Я прочел. Целиком.
Все удивленно повернулись к Дэниелу.
Себастьян поднял бровь:
– Не корите себя, мистер Манниак. Бессонница, как известно, заставляет людей совершать иррациональные поступки.
– Я не из-за бессонницы. Я хотел прочесть. Хотел понять, во что нас втягивают.
– Ну и? – строго, испытующе спросил Уэйнрайт. Он словно превратился в пару глаз в зеркале заднего вида. – Во что я вас втягиваю?
Сэм заметил, что Уэйнрайт покосился на Кейт. В уголках его губ заиграло смутное подобие усмешки.
«Ему нравится держать нас в неведении», – мелькнуло в голове.
Дэниел нервно поерзал в своем кресле:
– Ну, я хочу сказать, я ни одному слову не поверил. По-моему, это какая-то чепухня.
– Не знаю, что пугает меня больше, – заявила Мор, – то, что вы прочли эту кошмарную книгу целиком, или то, что вы сейчас на полном серьезе употребили слово «чепухня».
– Не каждую фразу следует приправлять нецензурной лексикой.
– У нас с вами, наверное, просто разные подходы, да, мистер Манниак? Я пишу о том, что люди думают, а вы говорите людям, что им думать. Не волнуйтесь, вы не первый святоша, считающий, что он праведнее всех на свете.
Щеки Дэниела вспыхнули румянцем.
– Я не считаю себя праведнее всех на свете. Я считаю, что книга должна преподавать урок посредством развлечения. А вы используете литературу для восхваления всяких отклонений.
– Довольно вам, – сказал Себастьян.
Мор не обратила на старика внимания. Она развернулась и уставилась на Дэниела темными стеклами своих очков:
– Я всего лишь побуждаю своих читателей освободиться от искусственно сфабрикованной морали, которой их каждый день пичкают лицемерные проповедники и политиканы.
– Каким образом? Предлагая девочкам-подросткам резать себя?
– Хватит уже, – сказал Себастьян громче.
Уэйнрайт снова бросил взгляд на Кейт, и Сэм отчетливо увидел, что он ухмыляется. Магнат энергично кивнул, и Кейт, подчиняясь приказу, подняла камеру и принялась снимать.
Ему нравится смотреть, как мы грыземся.
Мор продолжала:
– Девочки-подростки калечат себя по одной-единственной причине: потому что самоуверенные мудаки вроде вас внушают им, что их тела – сосуды греха. Им нужна моя помощь, чтобы избавиться от вашего угнетения. Может быть, именно поэтому моя первая книга, которую я издавала самостоятельно, продалась бóльшим тиражом, чем все те церковные брошюрки, что вы зовете романами.
– Хватит! – прикрикнул Себастьян, точно отец, выведенный из себя детской ссорой.
– Писатели, кончайте ругаться, а то домой сейчас поедете, – откликнулся Уэйнрайт шутливо-строгим тоном и сам же басовито рассмеялся своей реплике.
Сэм нахмурился. Что-то с ним не так. Секунду назад он был готов в нас вцепиться, а теперь шутит, будто мы старые друзья.
– Что у вас на уме, Мак-Гарвер? – Мор повернулась к нему.
– В смысле? – растерялся Сэм.
– У вас такой вид, будто вы хотите что-то сказать.
В зеркале заднего вида сверкнули глаза Уэйнрайта. Он ждал, что ответит Сэм.
– Красивые у вас очки, – сказал Сэм Мор.
Она рассмеялась – удивительно искренне – и кивнула на его левую руку:
– У вас красивые татухи, но мне интереснее то, что скрывается под ними.
Сэм инстинктивно прикрыл шрамы правой ладонью, пытаясь спрятать.
Себастьян вздохнул:
– Ну, видите? Можете же вы ладить друг с другом.
Глаза Уэйнрайта в зеркале все еще были прикованы к Сэму.
«В какую игру ты играешь?» – задумался Сэм.
Автобус внезапно вильнул, и все схватились за сиденья. Они миновали указатель «Кровавый ручей» и, круто свернув, съехали с шоссе.
– Прошу прощения, – равнодушно произнес Уэйнрайт.
Вскоре асфальт сменился гравием.
Сэм прижался лбом к прохладному стеклу окна. Деревья вдоль дороги уже сбросили листья, готовясь к зиме. Длинные голые ветки нависали над дорогой, словно руки скелетов. Тут и там на деревьях сидели дрозды – а может, скворцы, – провожая машину взглядом черных глаз-бусинок. Время от времени одна из птиц пронзительно кричала на незваных гостей.
Вам здесь не рады. Разворачивайтесь и уезжайте.
Что-то мелькнуло на обочине – забор из сетки-рабицы, оплетенный вьюнками. Забор проходил сквозь лес, перпендикулярно дороге, и где-то через пятьдесят футов исчезал в сумраке меж дряхлых бурых стволов.