— Не так быстро, Юля, если он сладкий, это ещё не значит, что он не крепкий! Такими темпами тебе придётся отсыпаться прямо здесь! — его голос звучит какой-то задорной радостью, а мне опять неловко. — А тебе какая музыка нравится?
— Ну, не знаю, — мямлю, чуть захмелев, — что-нибудь мрачное, полное тёмной энергии…
— Дарк прогрессив? Дип хаус? Может, трайбл?
— Извините, я правда не знаю…
— Во-первых, на “ты”, во-вторых, не важно!
Он вновь удаляется и приносит мне второй коктейль — на этот раз я цежу его микроскопическими глотками и уже отчётливо ощущаю опьянение. В памяти всплывают страшные истории о сексуальных наркотиках, о насильниках, подмешивающих в коктейли девушкам какой-то яд, от которого те теряют сознание и позже ничего не помнят. А что, если Лоренц такой же? Остатки здравого смысла напоминают мне, что он всё же мой препод и не стал бы так рисковать… И в то же время, тот факт, что он мой препод, не помешал ему вытащить меня сюда.
— О чём думаешь?
Я и не заметила, как он отодвинул сложенное на диване пальто в сторону и подсел на освободившееся место — максимально близко ко мне. Ощущаю мягкий аромат чуть терпкого парфюма и едва уловимые нотки алкоголя. Сердце бьётся бешено. Не надо было мне сюда приходить.
— Ни о чём.
— Вижу, ты смущаешься, милая девочка.
От этих слов мои веки раскрылись до максимально возможного диаметра — я почувствовала это физически, едва успев зажмуриться за мгновение до того, как глаза выпали бы из орбит и покатились по полу.
— Ничего страшного, тебе много пришлось пережить в последнее время, я не знаю точно, что там происходит в твоей жизни, но мне больно на тебя смотреть. Неужели нет никого, кто бы мог тебя поддержать? У тебя есть парень?
Отрицательно качаю головой.
— Очень странно. Извини, я не мог не заметить, что ты красивая.
Нет, это невыносимо. Всякое бывало, но “красивой” меня ещё никто не называл. Никто и никогда, и ничего удивительного — ведь я не красивая! Зачем он врёт? Что ему от меня надо?
Убийственный натиск не прекращается, а путей к отступлению не намечается. Лоренц закидывает левую руку мне на плечо и притягивает меня к себе, в следующий момент я обнаружуваю его правую руку на своём бедре, таким образом я оказываюсь буквально зажата в кольцо его объятий. Он начинает легонько поглаживать меня по обнажённому плечу, затем по животу, поверх материи топа, и наконец его ладонь оказывается на моей левой груди. Он слегка сжимает её, совсем не больно, позволяя соску оказаться меж его пальцев. Я не надела лифчик из-за открытой спины топа — грудь у меня небольшая и неудобства обычно не доставляет. Поиграв с левой грудью, переключается на правую, проводит подушечками пальцев по окружности ареолы — всё так же, наощупь, сквозь ткань. Затем его рука скользит вниз и, скорее щекоча, чем в полную меру касаясь, проходится по внутренней стороне моих бёдер. Я чувствую его касания сквозь джинсы, ещё я чувствую, как между ног у меня всё сжимается — дурацкое ощущение, будто боишься опписаться, но тут что-то другое. Инстинктивно свожу ноги вместе, максимально плотно, зажимая его ладонь между них. Вдруг — холод на шее. Он провёл по ней языком, и сейчас это место стынет под потоками воздуха, а я уже чувствую соприкосновение его щеки с моей — слегка колючее, незнакомое, непонятное соприкосновение.
В следующий момент он немного отстраняется, чтобы сразу же прильнуть губами к моим волосам, он чуть зарывается в них носом и шепчет прямо в макушку:
— Ты девственница, да?
Я ничего не отвечаю и даже не киваю, лишь шмыгаю носом, пытаясь проглотить предательски выступившие слёзы.
— Чистая девочка, оставайся такой.
Он ещё долго шепчет мне на ухо что-то безумно смущающее, со временем я привыкаю к его прикосновениям и немного расслабляюсь, в итоге он прижимает мою голову к своему плечу и мы долго-долго сидим так, ничего не делая и ни о чём толком не разговаривая. Кажется, я начинаю засыпать.
— Пойдём, отвезу тебя домой. Надеюсь, я не слишком пьян, чтобы садиться за руль?
Вопрос, видимо, риторический.
На ходу застёгиваю пальто. Улица встречает нас усилившимися порывами ветра и мелким моросящим дождиком. До припаркованной машины приходится немного прогуляться — я шагаю чуть в стороне от своего спутника, отмеряя путь широкими шагами и не пряча лица от колючих капель дождя. Мне необходимо освежиться, а косметика и так, наверно, уже поплыла. Какое нелепое чувство — полное отсутствие всяких чувств.
Подъезжаем к моему дому — с некоторым беспокойством гляжу в родные окна: света нет. Значит, родители ещё не вернулись. Это радует — не хватало ещё, чтобы они засекли меня выходящей из машины какого-то непонятного взрослого мужика. Я не хочу, чтобы про Лоренца кто-то знал. В конце концов, это стрёмно, постыдно даже, пусть я и погрузилась в этот омут добровольно, но допускать в свою историю кого-либо со стороны не собираюсь. Тайна моей жизни умерла вместе с Анькой, теперь у меня новая тайна.
— Спокойной ночи, — я готова покинуть автомобиль.
— Юля, — он берёт меня за руку, заставляя задержаться, — ничего не бойся, слышишь? Только к занятиям готовься как следует — мне бы очень не хотелось ставить тебе плохие оценки. Постарайся, чтобы мне больше не пришлось этого делать, пожалуйста.
— Хорошо, — набираюсь смелости, и поднимаю взгляд на его лицо. Он улыбается.
— И ещё кое-что. Не подумай, что я хочу тебя обидеть, знаю, ты старалась, наряжалась и всё такое, но в своём обычном образе ты мне нравишься больше. Не изменяй себе. Я же знаю, ты не такая. Ты замечательная, и для того, чтобы быть замечательной, тебе не нужно стараться.
Он с силой дёргает мою руку, заставляя тело инертно наклониться в его сторону, и касается холодными губами моего пылающего лба.
— Ступай.
Этой ночью я так и не смогла уснуть. Остервенело смыв с себя всю косметику, чуть ли не содрав её вместе с кожей, я сбросила пропахшие табаком одежды и с отвращением запихнула их в корзину для грязного белья, затем выпила стакан воды и занырнула под одеяло. Оно совсем не греет - меня трясёт, хуже, чем во время недавней простуды, глаза упорно не хотят закрываться… Это любовная лихорадка. “Не изменяй себе”, — его слова. Кажется, уже изменила.
***
Воскресный день решаю провести дома, подготовиться к занятиям, убраться, наконец, в комнате, одним словом — чуть успокоиться и привести мысли в порядок. После завтрака захожу в интернет — на моей страничке в фэйсбуке одно новое сообщение с неизвестного аккаунта. Открываю, ожидая увидеть какой-нибудь рекламный спам, чтобы тут же его удалить. К сообщению прикреплены фотографии — загружаю их и едва не падаю со стула. Голая Анька во всевозможных позах — определённо, это фото с её тайного телефона, по крайней мере, из той же серии, только более откровенные, чем те, что мне удалось увидеть во время осмотра её комнаты. Анька с широко раздвинутыми ногами, Анька на четвереньках, Анька, позирующая на камеру с собственным пальцем во рту. Удушливые спазмы раздирают мои лёгкие — за что? ЗА ЧТО? Под фото текст: “Я запомнил её такой, а ты, неудачница?”. Кликаю на имя отправителя, состоящее из бессмысленного набора букв — страница удалена или не существует.
Набираю знакомый рабочий номер Ландерсa — сегодня воскресенье, и скорее всего, у него выходной, но нет — он отвечает.
— Детектив Ландерс, это Юлия! Он прислал мне фотки! Анькины фотки!
— Кто? Какие фотки?
— Линдеманн конечно — кто же ещё! Фотки с того телефона, наверняка у него есть копии. Арестуйте его!
— А с чего ты взяла, что это именно он их прислал? Теоретически фото могли попасть в руки кому угодно. Извини, но нам доподлинно неизвестно, с кем ещё она общалась в тайне от тебя.
— Ни с кем! Не говорите так! Вы же можете вычислить его и арестовать?