Отправляю подругу в раздевалку — следующий тур через пару часов, всего по плану три боя сегодня. Возвращаюсь в зал, где сейчас идёт пересменка судейских бригад и подготовка к следующей серии боёв. Сажусь на зрительскую лавку из числа тех, что пустуют по периметру помещения вдоль стен. Линдеманн на своём месте — наверху, смотрит на меня. Зачем он здесь? Какие цели преследует? Мне ведь тусоваться тут до вечера — после обеда, когда закончатся женские бои, мне ещё секундантить Олега, так что смысла скрываться или притворяться, что я не замечаю эту сволочь в непосредственной близи от себя, я не вижу. Пусть знает, что я знаю; пусть видит, что я вижу. Нагло таращусь наверх — он отводит взгляд, начиная беспорядочно осматривать всё происходящее внизу. Вибрация мобильника отвлекает моё внимание. Это Дина: “Уже иду к вам! Очень хочется на Марусю посмотреть — даже сбежала с пар!”. Панический хаос вновь захлёстывает сознание: Дины не должно было здесь быть, но и Линдеманна — тоже, и вот они оба… Только не это! Спешно пишу ей: “Не приходи! Здесь Линдеманн!”. Поздно — она уже в зале, ищет глазами меня, находит, радостно машет рукой и спешит в мою сторону. Краем глаза поглядываю за Линдеманном — он тоже её видит и, кажется, узнаёт: прослеживает за траекторией её движения, которая устремлена ко мне, и я в ужасе замечаю, как меняется его лицо. То, что было раньше — не крах. Вот сейчас — это крах. Метрах в пятнадцати от меня Дина наконец обращает внимание на свой телефон, кажется, она читает моё сообщение, вижу, как меняется и её лицо, всего на долю мгновения, и вскоре оно вновь озаряется приветливой улыбкой. Небрежно закинув телефон в сумочку, она проскальзывает мимо меня, плюхается на лавочку чуть поодаль, рядом с каким-то незнакомым парнишкой — видимо, секундантом кого-то из приезжих спортсменов, не теряя выражения задорного энтузиазма, приобнимает его, берёт за руку и ведёт прочь из зала. Бедный парнишка — счастье же ему привалило! Хотя, зря я за него переживаю — судя по тому, что сбежать или сопротивляться он не пытается, его, кажется, всё устраивает. Через пару минут после того, как новоявленная парочка скрывается из виду, получаю сообщение от Дины: “Облом, значит соревнования я не посмотрю! Встретимся вечером! Или завтра!”. Или завтра? Уж не парнишка ли тому причиной? Искоса гляжу на Линдеманна: на нём лица нет! Он вроде обо мне и думать забыл! Уж не Динкино ли представление тому виной?
***
Маруся заняла второе место, проиграв в финале два очка ещё одной гостье. Да она и не расстроилась даже. Ещё расстроится — когда придёт в себя, отоспится, приведёт мысли в порядок. А сейчас ей не до того — можно идти домой и отдыхать, это единственное, что на данный момент имеет значение. Пока кто-то из ребят взялся подкинуть её до дома, направляюсь обратно — мой день ещё не закончен, впереди бои Олега. Как показал опыт последующих трёх часов, “бои” — это громко сказано. Олег, выступающий в самой популярной категории “до восьмидесяти пяти килограммов”, вылетел уже в четвертьфинале, тоже по очкам, и я была рада, что хотя бы без травм. Остальные ребята ещё выступали, когда я надумала отправиться домой. В очередной раз обведя зал взглядом и не обнаружив Линдеманна, покидаю помещение.
Домой решено идти пешком. Ветер поутих, оттепель растопила последние остатки наледи, смешав её с грязью, дышится легко и глубоко, да и настроение супер. Сегодня я посмотрела ему в глаза, сегодня я стала смелее, пусть знает, что больше я его не боюсь. Убийца моей подруги, слышишь? Я не боюсь тебя больше. Улыбаюсь собственным мыслям — я довольна собой. Знакомая машина поджидает меня на полпути к дому — и почему это я не удивлена? Чувство собственной непобедимости настолько сильно, что я не мешкая сажусь внутрь и улыбаюсь водителю.
— Ты что, ждал меня?
— Конечно, Юля, твои маршруты очень предсказуемы.
Несколько секунд сидим молча. Я жду, что он меня поцелует, ведь он всегда так делает, когда мы наедине. Но только не сегодня.
— Юля?
— Да?
— Ты ждёшь, наверное, чтобы я тебя поцеловал?
Снова читает мысли — мне нравится это. Чувствую, как мои щёки заливает краска.
— А я не буду этого делать, — огорошивает он. — Сегодня я жду этого от тебя. Если хочешь, конечно.
Прикрываю глаза. Хочу ли я? Поцеловать его? Сама? Кажется, да. Да у меня сегодня начисто тормоза сорвало! Неловко перелезаю через коробку передач, так, чтобы его правое колено оказалось меж моих бёдер. Неудобно, тесновато — главное, не втемяшиться задницей в гудок, а то будет, как в пошлых фильмах. Приподнимаюсь, опираясь руками о его тонкие, но крепкие плечи, приближаю свои губы к его губам, снова закрываю глаза — так получается автоматически. Губы его мягкие и сухие. Провожу по ним языком, заставляя разомкнуться, проникаю внутрь, встретившись с его языком, оказываюсь под волной приятных воспоминаний — я помню, на что этот язык способен. Воспоминания эти вкупе с происходящим в данный момент действуют возбуждающе, становится тепло, хочется ласки, сама не замечаю, как издаю протяжный выдох и, приподнявшись на коленях, притягиваю его голову к своей груди. Вдруг мы куда-то падаем — конечно, это сидение откидывается назад, насколько того позволяют его технические характеристики. Освободив от куртки, Лоренц подминает меня под себя, сегодня он необыкновенно горяч, или это мне так кажется? Ласкает мою грудь сквозь водолазку, что ничуть не уменьшает приятных ощущений; мы целуемся долго, глубоко, обоюдно. Чувствую, как его ладонь проникает под резинку моих штанов — беру её в свою и осторожно отстраняю. Чуть пячусь назад, чтобы присесть и опереться спиной о дверцу.
— Что, не хочешь? А мне показалось, — в его лице и голосе читаю недоумение и разочарование. Так становится жаль его, так хочется утешить.
— Хочу. Очень хочу. Просто я весь день в зале провела. Не на татами, конечно, но всё равно. Я несвежая.
Он с видимым облегчением улыбается:
— Понятно. Тогда давай сама.
— Что… сама?
— Поласкай себя. Ты же хочешь?
— Но… как?
— Как ты обычно это делаешь? Положи ручку в трусики и делай, как привыкла. А мне позволь лишь наблюдать твоё лицо — это самое приятное.
И снова пошлые слова действуют разогревающе. Он не спускает с меня глаз и не думаю, что спустит. Да я и не хочу прекращать. Он смотрит в меня, как в телек, и я чувствую себя не в праве прерывать трансляцию. Медленно запускаю руку в штаны, провожу пальцем по горячей поверхности трусиков, затем отодвигаю и их. Как неудобно под его взглядом.
— Я помогу, — он вновь приходит на помощь в самый нужный момент.
Доктор Лоренц лёгкими, едва ощутимыми поцелуями покрывает мою шею, ключицу, плечо, отодвигая ворот водолазки и склонившись надо мной чуть сбоку, чтобы не мешать моей правой руке делать своё правое дело. Его касания и вправду помогают — начинаю активнее теребить клитор, уже не сильно заботясь о том, как это, должно быть, выглядит со стороны. Возбуждение накатывает волнами, вновь прикрываю глаза, сжимая губы в плотную нить, чтобы не выпускать рвущихся наружу горячих стонов. Он умело размыкает мои губы своим сильным языком, и я простанываю прямо в него. Ненадолго вынимаю пальцы из трусиков, чтобы растянуть удовольствие и отодвинуть надвигающийся оргазм, внезапно обнаруживаю между ног его колено; чуть надавливая, он заставляет мои ноги в спортивных штанах шире раздвинуться; сама не понимая, как так получается, начинаю тереться промежностью о его колено, и несколько слоёв ткани не мешают моему возбуждению; я трусь всё быстрее, дышу всё чаще, а его улыбка становится всё шире. Не вижу его лица, когда кончаю, так как глаза рефлекторно закрываются. Слышу лишь свои вскрики, и ничто не ограничивает моих ощущений в тот момент.