— Алло, Юль? Вы ещё там? Он недвусмысленно намекает на то, чтобы продолжить общение у него дома! — судя по фоновым звукам, Дина разговаривает, сидя на толчке.
— Мы здесь, но скоро уже в ледышек превратимся! Я прячусь за грузовиком кока-колы, да, тем самым, у супермаркета через дорогу. Колёса высокие, и из-за них удобно наблюдать за вашей милой беседой. Молодец, что выбрала столик у окна, кстати!
— А Олег где? А Маруся?
— Олег и Маруся надвинули капюшоны до носов — так, что и матери родные не узнают, и сидят сейчас возле входа в кафешку на лавочке, изображая парочку бедных влюблённых студентов. Все остальные будут ждать у Линдеманновского дома — они подтянутся по сигналу, когда придёт время!
Звук спускаемой в унитазе воды оглушительным грохотом травмирует мой слух.
— Дина! Возвращайся давай в зал, хватит в сортире прохлаждаться!
— Иду-иду, кстати, а чем он сейчас занимается?
Интересный вопрос. Вновь выглядываю из-за колеса грузовика, чтобы посмотреть на красующегося в окне Линдеманна.
— Что-то в телефоне набирает. Это уже интересно… Ну давай, удачи!
Отключаюсь и продолжаю наблюдение. Пальцы ног начинают неметь, пальцы рук покраснели и почти не гнутся. Нос хлюпает, под ложечкой сосёт. Сумерки, спустившиеся на город, затрудняют обзор. Перевожу взгляд на своих боевых товарищей — Олег и Мара с напускной неприязнью взирают в мою сторону, на их лицах отчётливо читается раздражение, усталость и нетерпение. Ребята, мне тоже холодно, тоже страшно, да и перед вами стыдно — не нагнетайте! Сию же секунду получаю смс от Маруси: “Ну когда уже? Долго нам тут мёрзнуть?”. Пока думаю, что ответить, вижу, как наша сладкая парочка за стеклом встаёт со своих мест (Линдеманн платит по счету), одевается (Линдеманн подаёт чудо-Дине пальто) и покидает заведение (Линдеманн открывает перед ней дверь и помогает спуститься по обледенелым порожкам). Тот ещё джентльмен, как я посмотрю! Ловит такси, и они покидают нас, уносясь в серую промозглую даль на жёлтом казённом “Форде”. Ну что ж, значит за ними, адрес я знаю — в подъезд, к батарее, греться!
***
Добираемся до его дома на автобусе — спешить некуда, мы уже знаем, что они едут к нему. С Диной мы заранее условились, что как только дело запахнет керосином — в том, что он непременно постарается затащить её в койку, я не сомневаюсь — она выйдет в ванную под предлогом “освежиться”, по пути постарается отпереть входную дверь и черканёт мне смс. О том, что делать, если она не сможет открыть дверь или послать смс, мы не подумали. В этом случае, наверно, она должна просто орать. Или стучаться в окно — мы будем рядом, мы услышим. Но сейчас я об этом не думаю — надеюсь на лучшее, буду ждать сигнала, звука отпираемого звонка в двери Линдеманновской квартиры. А для начала нам ещё нужно попасть в подъезд — на двери кодовый, значит, будем караулить, пока на улицу не выйдет кто-то из лояльных жильцов. Ждать приходится недолго — очень скоро кодовый противно попискивает, и нам навстречу выползает древняя, но крепкая старушка. Пытаемся проскользнуть внутрь — но старушенция перекрывает путь, намертво забаррикадировав дверной проём своими грозными телесами.
— Эй, молодёжь, вы к кому?
— Мы… в тринадцатую! — ляпаю наобум я.
— А… в тринадцатую… Ну проходите. Спортсмены.
Непонимающе переглядываемся с ребятами, тем не менее, не теряем времени и проникаем внутрь. Наконец-то тепло! Так, его окна на третьем этаже, крайние слева. Поднимаемся, ведя счёт лестничным пролётам. По шесть квартир на этаж. Ах, тринадцатая… Это его квартира. Я знаю его окна, а вот просчитать порядковый номер не догадалась. Вот чёрт, перед бабкой-цербером уже спалились. Хотя, рано ещё паниковать. Обосновавшись возле батареи на пролёте между вторым и третьим этажами, ждём.
— Юль, может ребят пока позвать? — Олег отнимает потеплевшие кисти со сбитыми костяшками от липкой батареи.
— Да, зови.
Он спускается вниз, оставив дверь подъезда открытой, делает звонок, и вскоре к нам присоединяются ещё трое пацанов из клуба. Они продрогли покрепче нашего, решаем пока на улице никого не оставлять, толчёмся на лестничной клетке, сперва тихонько перешёптываясь, затем уже переговариваясь вполголоса, а после и вовсе переходим на полную громкость. Нервозность и возбуждение концентрируются вокруг — мы инстинктивно избавляемся от них, изгоняя волнение из себя через активную болтовню. Смски всё нет — начинаю волноваться. Oткуда-то сверху раздаётся заветный щелчок. Замираем, резко умолкнув — а вдруг это кто-то из соседей? А вдруг сам Линдеманн? Но за щелчком ничего не следует — значит, Динке удалось открыть дверь.
— Действуем по плану, — уверенно командую я, хотя прекрасно отдаю себе отчёт в том, что нет никакого плана, есть только ва-банк, пан или пропал, и отступать нельзя — у зверя заложник.
На цыпочках поднимаемся к двери, осторожно берусь за ручку и поворачиваю её. Дверь поддаётся. Один за другим, как есть, вшестером, просачиваемся в тёмную прихожую. Скромно у него, просторно, мебели по минимуму — не похоже на пещеру извращенца, скорее, обычная холостяцкая халупа. Последний из вошедших ребят запирает дверь за собой и остаётся её охранять. Мне по-настоящему страшно. Раньше была игра, а сейчас, кажется, мы доигрались. Ну, в бой.
Врываемся в гостиную с диким топотом, размазывая принесённую на ботинках талую слякоть по паркету, и застаём картину маслом: полуголая Динка полулежит на диване, а разгорячённый Линдеманн в штанах и одной лишь майке, позволяющей в деталях разглядеть могучий рельеф его, чего уж там, прекрасного тела, полунависает над ней. Поднимает глаза на нас — о да, ради такого изумления стоило всё это затевать! Сальная мордаха бывалого героя-любовника мгновенно обретает потерянное, обескураженное выражение, которое так же мгновенно сменяется злобной, неистово злобной маской.
— Ты? — только и в состоянии выдавить из себя он, рассмотрев меня в авангарде вторженцев.
— Ну наконец-то, ещё немного, и мне пришлось бы… — визжит Динка, моментально вскакивая, хватая свои вещи со спинки дивана и спешно одеваясь.
— И ты? — Линдеманн переводит взгляд с меня на неё, затем обратно, затем обводит глазами всех собравшихся, и тут, кажется, до него начинает кое-что доходить.
— И я, — отвечает Динка, — жертва твоего несостоявшегося изнасилования. Заяву напишу легко, с меня станется, так что веди себя хорошо и делай, что тебе говорят, а то загремишь за попытку изнасилования!
Смотрю на неё — подтянутую, резвую, дерзкую, любуюсь и понимаю: она не играет уже. Роль сыграна, а эта безжалостная соблазнительная бестия, словно сошедшая с пин-ап плаката — и есть Динка. Подруга, раскрывшаяся передо мной сейчас с совершенно неведанной доселе стороны. Красивая и свирепая. Всем бояться!
Её слова обрушиваются на Линдеманна сокрушительным ударом — что, не ожидал, Синяя Борода? Наблюдать его таким воистину приятно, я буквально заряжаюсь уверенностью от этого зрелища. Не узнаю себя и вот уже тоном чекистки (в кожаном плаще и пыльной фуражке, всенепременно) командую: