Допив чай, я удобно расположился на кровати, закинув руки за голову и перекатывая во рту последнюю на сегодняшний день сигарету. Сладковатый запах вирджинского табака плыл в кондиционированном воздухе, быстро тая где-то под потолком. Прикрыв глаза, я ощутил, как истома постепенно овладевает моим утомленным телом. Незнакомые звуки вечернего города, доносившиеся с улицы, становились все тише, глуше…
В общем, я почти уснул, когда к звукам вечернего Киото добавились новые, явно не уличного происхождения. В мою дверь кто-то скребся. Или ковырялся в замке. «Странно, — подумал я, приподнимаясь на локте и вслушиваясь, — кто бы это мог быть? Гостиничные проститутки предварительно позвонили бы в номер, чтобы договориться с потенциальным клиентом и убедиться, что у него есть соответствующее настроение. Воры? Рановато для них; к тому же они слишком осторожны, чтобы сразу, без разведки, вломиться в чужой номер. Кто же тогда? Забавно». — решил я, скатываясь с кровати на пол. Здесь весьма своеобразные понятия о том, как надо ходить в гости. А может, это просто кто-нибудь из постояльцев перебрал лишнего в баре и перепутал номера? В таком случае, он поковыряется и уйдет приставать к портье с вопросом: зачем это вдруг в его номере сменили замок? Впрочем, пьяный не мог издавать таких звуков. Он бы сопел, возился, бормотал сквозь зубы проклятия… Здесь же слышались лишь осторожные, еле различимые шорохи, пощелкивание металла о металл. «Чем, черт возьми, можно ковыряться в электронном замке». — подумал я вдруг, если он открывается пластиковой карточкой с кодом? Так и не отыскав ответа на этот вопрос, я решил, что тут дело нечисто.
В любом случае, к встрече незваных гостей следовало подготовиться. Я скомкал покрывало и сбил подушки набок, так, чтобы в лунном свете, льющемся в окно, создавалось впечатление спящего на кровати человека, ничего не подозревающего и пребывающего в полной власти ночных посетителей. Затем я отступил на шаг, полюбовался творением своих рук и, удовлетворенный, полез прятаться под кровать. Обнаружив здесь, к своему великому неудовольствию, пыль, я едва не чихнул и от души помянул добрым словом нерадивую горничную. Впрочем, через мгновение мне стало не до нее.
Замок слабо пискнул, сработал красненьким огоньком фотоэлемента, и дверь номера бесшумно распахнулась. В ярком ослепившем меня свете, льющемся в просвет двери из коридора, мелькнули две пары ног, после чего дверь так же тихо закрылась. «Это возмутительно. — подумал я, подслеповато таращась в обступившую меня тьму, — вот так вламываться в чужое жилище! А если б я был с дамой? Страшно даже представить, какой крик она бы здесь подняла!» Глаза вновь привыкли к мраку, и теперь я отчетливо различал две тени, замершие на пороге. Визитеры, похоже, тоже ждали, пока адаптируются во тьме; так или иначе, они не спешили. Это были далеко не ночные бабочки, судя по их широким плечам спортсменов, и не воры, так как вместо баулов, предназначенных для переноски чужих вещичек, они прихватили с собой кое-что другое. Пистолет с глушителем. Он тускло блеснул, извлеченный из-под куртки одного из пришельцев.
Перекатываясь под кроватью и вжимаясь в стену, я понял, что дело-то оказалось чуть серьезнее, чем инцидент с подвыпившим посетителем, который перепутал номер. Похоже, эти негодяи всерьез собирались испортить пулями мою подушку и одеяло! Один из них что-то коротко шепнул другому, тот кивнул и поднял ствол. Глухие шлепки выстрелов заставили меня вздрогнуть и тихонько выругаться. Интересно, как я буду объяснять обслуге отеля происхождение маленьких черных дырочек, украсивших мою постель?! Возмущенный донельзя, я рывком переместился к краю кровати, высунул руки и, ухватив за ткань джинсов ближайшего ко мне вандала, сильно дернул. Он вскрикнул и замахал руками, пытаясь удержать равновесие. Я дернул сильнее. Незнакомец упал, выронив при этом громыхнувший об пол пистолет и издав сдавленное «Уй-е!», показавшееся мне подозрительно понятным. Однако радоваться тому факту, что я понемногу начинаю понимать язык местных жителей, было некогда. Хотя чему тут удивляться, рассудил я, вылезая из-под кровати и представая перед ошеломленным противником, в языковой среде и понимать, и говорить можно научиться за считанные дни. Один из врагов, еще остававшийся на ногах, был, правда, не настолько огорошен, чтобы не попытаться проткнуть меня тонким длинным ножом, невесть откуда появившемся в его руках. Однако поправку на полумрак, царящий в номере, и мою реакцию он сделать поленился. За что и поплатился. Нырнув вперед, я перекатился в кувырке через голову и обеими ногами заехал лентяю в пах, стремясь вложить в удар все свое негодование по поводу его безобразного поведения. Сиплое «Ай-ях!» и надсадное кряхтение пострадавшего подсказали, что цели я достиг. По крайней мере, его желание проткнуть меня ножом куда-то испарилось, и теперь он, скромно скрючившись, стоял на коленях, прижимая обе руки к пострадавшему месту и закатывая глаза, в которых блеснули слезы раскаяния. Вскочив, я обернулся. Его приятель уже опомнился и вовсю стараются добраться до оброненного пистолета. Настырный, понял я, успокаивая его ударом кулака в затылок. Дернувшись, он растянулся на полу и огнестрельным оружием больше не интересовался.